Смерть Карны
Арджуна, конечно, был расстроен тем, что у него не сложилось с такой честной победой над Карной, которая безоговорочно сделала бы его лучшим лучником эпохи, но по дороге в госпиталь «красных» внутренняя мама-медведица немного утешила его той мыслью, что Кришна, как всегда, прав и Карна не заслужил смерти, достойной воина, как и все остальные, кто мучил Абхиманью.
В том месте госпиталя, куда с поля боя привозили раненых, издалека увидели, что к ним едет колесница главнокомандующего. От этого там поднялся большой шухер, на который прибежала Кунти – ну или она, переживая за Карну, всё время была где-то недалеко. Заметив, что рядом с колесницей Карны едет еще и колесница Арджуны, она сразу потеряла всякую надежду, что Карна живой.
Обе колесницы остановились, и к колеснице Карны сразу подбежали доктора. Шалья сошел со своего места колесничего на случай, если им где-то понадобится его помощь. Кунти увидела, что Карна еще жив – он смотрел на нее своим обычным влюбленным взглядом, и тут к ней подошел Арджуна. Он сказал маме, что он выполнил свою клятву и убил своего врага номер один, так что ей теперь лучше вернуться в их лагерь – а за Бхишму она может не волноваться, потому что Карна больше не стоит на их пути к победе, поэтому не сегодня-завтра они увезут дедушку отсюда в Хастинапур.
Кунти ответила, что Карна ведь живой, но доктора ей сказали, что у него смертельная рана и он скоро умрет. Кунти, разумеется, не хотела оставлять своего любимого, но и какого-то внятного повода быть с ним не находила, и в итоге просто тормозила, как обычно в подобных случаях, не отрывая глаз от умирающего Карны. Арджуна еще раз ей сказал, что им нужно ехать в лагерь «белых», а потом взял за руку и аккуратно потянул в сторону своей колесницы, откуда Кришна, кстати, не вышел, а смотрел на происходящее со своего места колесничего.
Тут Карна несколько раз моргнул, давая понять Кунти, что ей стоит сделать так, как говорит Арджуна, а потом у него из глаз полились слезы от понимания, что сейчас он видит ее в последний раз.
Кунти вырвала руку из руки Арджуны и сказала, что пока Карна жив, она будет рядом с ним.
Арджуна удивился такому маминому желанию,...
...а Карна замотал головой и даже тихонько сказал «Не надо».
Кунти наклонилась к Карне и сказала, что, мол, почему не надо – когда он был при смерти от срезания бронежилета, он же хотел умереть рядом с ней; а еще он не хотел скрывать, что они любят друг друга, и это она не разрешала ему рассказывать об этом, но сейчас разрешает и пусть его желание исполнится.
Карна сказал, что он не хотел скрывать свои чувства к ней в предположении, что он будет живой и рядом с ней и так сможет защитить ее от последствий неизбежного социального осуждения, но без него пусть лучше это останется их тайной – ее сыновья ее не поймут и, может, даже откажутся от нее.
Ясное дело, у Кунти и раньше лились слезы, но тут она стала плакать над Карной навзрыд.
Арджуна подошел поближе и спросил у мамы, почему смерть Карны так расстраивает ее,...
...ведь тот всегда считал их своими врагами и хотел их убить… например, сегодня Карна выстрелил в Бхиму страшным рептилоидным ядом, и только…
Видимо, от отчаяния у Кунти включилась нехарактерная для нее социальная смелость, и она громко сказала, что Арджуна ошибается: Карна в этой войне не хотел убивать никого из ее сыновей и не убил, потому что любил ее по-настоящему, а не отбывал с ней какую-то дхарму - соответственно, с пониманием относился ко всему, что ее касалось, в том числе к ее материнским чувствам, и он не хотел, чтобы из-за него ее постигло такое горе, как гибель детей, поэтому на поле боя он всегда щадил их или уходил от поединка!
Карна там пытался вставить в эту речь какие-то свои замечания, но ему и всё предыдущее было непросто сказать из-за стрелы в шее, а тут Кунти было не остановить. Она остановилась лишь тогда, когда сообщила, что Карна сегодня стрелял в Бхиму страшным рептилоидным ядом только потому, что знал – от нее! – что Бхиме такое безвредно.
Пока Арджуна отходил от услышанного,...
...Шалья сказал, что если здесь какая-то семейная драма, то не лучше ли обсудить ее приватно, а не всем госпиталем.
Но Кунти решительно сказала, что она ничего не хочет сейчас обсуждать, а хочет остаться с Карной наедине – она его любит, он ей дороже всего на свете, и ей всё равно, если ее за это все осудят, в том числе ее дети.
Однако Шалья всё-таки ушел оттуда, а Арджуна наконец пришел в себя – и не зря Уттара любила Бриханналу за широту взглядов: любовная жуть-адхарма и вопросы семейной чести, конечно, не прошли мимо него, но при этом они не помешали ему, так сказать, узреть корень. Он не возбудился и не стал хвататься за оружие, чтобы убить Карну еще раз, а сказал Кунти: Дурьодхана не скрывал, что для него всебхаратская
У Кунти случился новый приступ рыданий, между которыми она сказала, что это она во всем виновата – она не разрешала Карне говорить кому-то про их отношения, хотя он хотел, и из-за этого Дурьодхана не постремался начать войну, в которой она и потеряла своего дорогого Карну, то есть он погиб из-за нее и ее социальной трусости…
Тут Кунти выхватила кинжал из-за пояса Карны. Арджуна и Карна, конечно, испугались, что она хочет причинить себе какой-то самоубийственный вред, но она только порезала руку так, как это обычно делают герои, когда хотят дать какую-то серьезную клятву. Кунти сказала, что обещает Карне – больше никакой социальной трусости, и будет так, как он хотел: в обществе не будет никаких домыслов, чей у нее сын, потому что все будут знать, что его отец Карна, и он тоже будет знать, каким героем был его отец и каким великим лучником он смог стать несмотря на низкое происхождение – и если ее сыновья от Панду смогли отстоять свое право на Хастинапур, то и их сын в будущем обязательно станет править Ангой!
Пока Арджуна повторно отходил от услышанного,...
...Карна взял порезанную руку Кунти и положил себе на лоб. От крови из раны у него на лбу появилась красная полоска – и Карна сказал, что сейчас он получил ее благословение для путешествия на тот свет, вроде как когда-то он получил ее благословение, когда уходил из Хастинапура в Магадху, и какой бы долгой ни оказалась их нынешняя разлука, но они обязательно снова встретятся. Потом он улыбнулся и добавил, что даже если она не узнает его, то он ей всё равно понравится.
От таких слов Кунти по-новой разрыдалась над Карной, стала гладить его волосы, целовать и говорить всякое малосвязное о том, что она его любит и во всем виновата. Карна, однако, отодвинул ее от себя, посмотрел на шокированного Арджуну, грустно вздохнул, окликнул его и, сложив руки в жесте просьбы, сказал: они всегда были друг для друга врагами номер один, но вражда между людьми должна заканчиваться после смерти – однако он уже сейчас, до смерти, умоляет Арджуну забыть всю вражду, что была между ними, ни в чем не упрекать и не обвинять свою замечательную маму, всегда быть на ее стороне и выполнять все ее материнские приказы, а также сделать то, что он уже не сможет сделать – защитить ее от последствий неизбежного социального осуждения.
Видя рыдания Кунти, Арджуна сам уже прослезился,...
...потому что несмотря на любовную жуть-адхарму и вопросы семейной чести ему стало безумно жалко маму. Он ответил Карне, что, конечно, вражда между людьми заканчивается после смерти, и пусть Карна с миром отправляется на тот свет – но сможет ли его брат простить его, когда узнает, что он убил его отца?
Карна ответил, что есть простой способ погасить эту вражду: Арджуна величайший воин Бхараты, так пусть он станет учителем для своего брата и передаст ему свое уникальное лучное мастерство – связь между учителем и учеником выше кровного родства, поэтому никакая кровная вражда из прошлого не сможет помешать их учительско-ученической любви.
Арджуна вытер слезы и сказал, что, конечно, он обучит его сына – и в будущем тот обязательно станет, как и его отец, великим воином, супер-лучником и раджой Анги.
К тому времени солнце уже было сильно на западе,...
...и Карне становилось заметно хуже. Арджуна сказал Кунти, что надо всё-таки ехать в лагерь «белых», а Карну оставить здесь.
На Кунти опять напал приступ социальной смелости, и она сказала, что не оставит Карну здесь – она хочет забрать его в их лагерь и там оказать последние почести его телу, потому что в этой войне он не был на стороне Дурьодханы; да и захочет ли тот оказывать какие-то почести Карне, когда узнает правду?
Арджуна засомневался, стоит ли так внезапно заявляться в их лагерь с Карной и требованием оказать ему последние почести – от такой концентрации жуть-адхармы Юдхиштхира может и в лес всех отправить... не лучше ли уже после войны выдать ему информацию малыми дозами...
Кунти посмотрела на свою порезанную руку и безапелляционно заявила, что ей всё равно, но без Карны она отсюда никуда не уедет.
Арджуна и Карна одновременно печально вздохнули. У Карны снова полились слезы, и он сказал Арджуне, что он ведь предал того человека, благодаря которому смог получить в обществе признание себя воином, и Кришна был прав в том, что он не заслужил достойной воина смерти; никаких посмертных почестей ни от Дурьодханы, ни от армии Хастинапура он тоже не заслужил, потому что он был на стороне Кунти - поэтому пусть всё будет так, как хочет она.
В общем, Карну переложили в госпитальную телегу для перевозки раненых, в которую Кунти села вместе с ним, а со всех сторон шокированный Арджуна вернулся в свою колесницу, и все они поехали в лагерь «белых».
***
В телеге Карна попросил у Кунти положить его голову ей на колени.
Вскоре Карне стало совсем плохо – изо рта пошла кровь,...
...и Кунти опять принялась рыдать и причитать о том, что из-за ее социальной трусости Карна сейчас умирает и это она виновата в его смерти.
Карна ей сказал, что она ни в чем перед ним не виновата, и она не знает, что на самом деле это он виноват перед ней – это из-за его трусости она могла сгореть в Варнавате, потому что когда она уезжала туда, он знал, что там будет поджог, но у него не хватило смелости остановить эту жуть-адхарму; и он не должен был убивать ее сыновей даже не из-за обещания ей, а потому, что один раз он уже подло убил и их, и ее – и это большой грех, за который он, сколько ни старался искупить его благотворительностью, так и не смог себя простить; сейчас у него на лбу ее благословение, но если теперь он получит ее проклятие, то это заслужено.
Кунти ответила, что она выкинула своего ребенка в речку – и после такого никак не может осуждать Карну за что бы то ни было.
Карна сказал, что когда она спасла его у речки после срезания бронежилета, то она пела ребенку очень приятную песню – и не могла бы она сейчас опять спеть ее.
Кунти запела ту самую колыбельную, и так Карна умирал под то, что услышал первым после своего появления на свет. Раньше, чем Кунти успела допеть песню до конца, солнце село,...
...и на коленях у Кунти Карна заснул вечным сном.
***
Арджуна в своей колеснице сказал Кришне, что в теории он возмущен любовной жуть-адхармой и оскорблением их семейной чести, но на практике ему безумно жалко маму,…
…и он не может равнодушно смотреть на ее слезы.
Кришна многозначительно ответил, что этим отношениям с самого начала суждено было утонуть в слезах, но Карна сделал свой выбор – и его путеводная звезда не привела его к счастью потому, что он никуда не шел, а предпочитал тонуть в слезах.
Дальше Арджуна, поглядывая в сторону телеги с Кунти и Карной, стал рассказывать другу всякие триллеры о том, что будет с Юдхиштхирой, когда он сейчас обо всём узнает… прямо хоть не возвращайся, но куда деваться… остальные братья, впрочем, тоже не обрадуются такому оскорблению их семейной чести… как бы Юдхиштхира не посчитал, что с такой жуть-адхармой в семье нельзя править царством, а надо жить исключительно в лесу, искупая грехи… по крайней мере маму он точно отправит в лес, и она, конечно, возьмет туда сына Карны, а это значит, что и ему надо будет там с ними жить – он же пообещал Карне сделать из этого мальчика великого воина… а как же ребенок Абхиманью, которого он так ждет?!... и вообще, он рассчитывал, что если в этой войне останется в живых, то потом заживет вместе со своей семьей нормальной светской жизнью в своем царстве, будет заниматься государственным делом, а самое главное – воспитанием внуков, если уж ему так не повезло, что у него не получилось воспитывать сыновей, и ведь благодаря детям Кришни этой прекрасной воспитательной работы с каждым годом у него могло бы быть всё больше и больше, а теперь вместо этого опять по каким-то лесам шляться….
Тут Арджуна сказал, что он хочет попросить у Кришны кое-что – после того как друг высадит его в лагере, как можно быстрее привезти к ним из госпиталя Кришни.
***
Звук раковины, сообщающий об окончании боевых действий на сегодня, братья Арджуны услышали в ставке командования вместе с Дхриштадьюмной. До них уже дошла какая-то невнятная информация о том, что Арджуна убил Карну – и это, конечно, их сильно обрадовало. Бхима, правда, всё равно был несколько расстроен, что ему так и не удалось сегодня расправиться с Дурьодханой, и после того как Дхриштадьюмна сказал, что теперь победа «по очкам» - это вопрос пары-тройки дней, он побил себя в грудь, что всё закончится гораздо раньше - уже завтра, когда он победит кузена!
По пути в лагерь Сахадева вдруг решил отбиться от коллектива, сказав, что сейчас хочет заехать в госпиталь и забрать оттуда Кришни к ним на ужин. Братья немного покритиковали его за эту идею - сегодня, к счастью, никто из родных не погиб, и нет никакой срочности ехать к ней прямо с поля боя, не снимая бронежилета, и лучше они пошлют за ней тогда, когда уже будут к ужину все красивые. Но Сахадева не стал прислушиваться к критике и в нужном месте свернул с дороги.
***
У возвращающихся в лагерь Дурьодханы, Шакуни и Ашваттхамы информация о том, что Карна убит, тоже была не более внятной, чем у братьев Арджуны, но можно себе представить, в какое отчаяние она привела Дурьодхану.
По дороге Шакуни фыркал, что всегда же говорил племяннику – тот слишком высокого мнения о способностях этого дурака-унтерменша, который ни в чем не оправдал их надежд - ни Пандавов не убил, ни войну не выиграл. Дурьодхана наорал на дядю, чтобы он сейчас же перестал говорить про Карну всякие гадости – сегодня он потерял человека, который был ему дороже всех братьев и всех вообще, потому что это был тот единственный, кто всегда был с ним честен, бескорыстен и непредвзят и кому он мог верить в любых обстоятельствах.