«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 209

Волшебное телевидение

Вечером накануне начала войны и в Хастинапуре происходило кое-что интересное.
Гандхари после отъезда сыновей на Курукшетру проводила время в основном в дворцовом храме Шивы, прося у него защитить их от смерти – или хотя бы дать ей понять, как сохранить жизнь одному из них с помощью ее аскез, которые она всегда посвящала как раз Махадеве.
И вот вечером туда пришел Дхритараштра. Вообще он же очень уверенно перемещался в своем дворце - однако теперь тревога за сыновей (да и в целом за Хастинапур, наверное) лишила его той отличной ориентации в пространстве, которая у него всегда была, и сейчас он зашел в храм не один, а вместе с Санджаей. Его бессменный секретарь-колесничий-помощник следил, чтобы Дхритараштра ни во что не врезался и нигде не зацепился, и время от времени направлял куда нужно, когда царя тянуло в какую-то другую сторону.
Практически сразу после появления Дхритараштры туда пришел Видура, причем не один, а с гостем. К ним приехал Вьяса,...


…которого мы последний раз видели очень давно – на провозглашении независимости Индрапрастхи в 141-й серии. Напомню, если кто подзабыл, что он был сыном Сатьявати и биологическим отцом Дхритараштры, Панду и Видуры; а еще это он с помощью своих ВРТ-шных умений помог появиться на свет детям Гандхари. Однако для всех присутствующих здесь, в том числе и для своих кровных сыновей, он был великим браманом, известным в Бхарате своими глубокими знаниями всего на свете.
Причина для визита у Вьясы была печальная – умерла Сатьявати, которая после того как оставила свои царские обязанности, жила в ашраме сына. Поскольку она принадлежала к династии Куру, то Вьяса должен был передать прах матери ее царствующему потомку – что он и сделал.

Редкий кадр: Вьяса вместе с биологическими сыновьями - подобное мы видели только раз в 26-й серии тогда, когда он работал со своей командой над искусственными матками для детей Гандхари и Дхритараштры.

Видура, услышав эту новость, особенно расстроился, потому что ему так и не удалось выполнить последний царский приказ Сатьявати – посадить на трон Хастинапура Юдхиштхиру, и при ее жизни уже точно не удастся.




Выражая свои соболезнования, Вьяса отметил, что Сатьявати прожила очень долгую жизнь*, но смерть всё равно рано или поздно приходит ко всем, и это даже хорошо, что она пришла к ней сейчас и царица не узнает о трагических последствиях всебхаратской ядерной войны между ее потомками.

*Действительно, Сатьявати плюс-минус ровесница Бхишмы и дожила до одного с ним возраста без всяких благословений на практическое бессмертие.

Потом Вьяса предложил Дхритараштре обучить его волшебной технологии, с помощью которой тот, несмотря на свои слепые глаза, сможет видеть всё, что происходит на Курукшетре в пределах поля боя в режиме реального времени. Дхритараштра категорически отказался, сославшись на то, что Кришна уже один раз дал ему зрение, но это оказалось настолько мучительно для него, что он не хотел бы больше ставить на себе таких экспериментов.
Тогда Вьяса предложил Гандхари научиться ментальному созданию онлайн-трансляций с поля боя, но она не захотела, сославшись на свой обет ничего не видеть до конца своих дней – хотя тут она в очередной раз признала, что ничего хорошего в итоге из этого не получилось, однако и нарушать этот обет отказалась.
Видура тоже отказался от этого волшебного телевидения, сославшись на то, что если бы он хотел как можно скорее узнавать, как рушится то, чему он посвятил всю свою жизнь, то он был бы сейчас не здесь, а на Курукшетре.
В общем, возникла ситуация, когда вроде бы ценный подарок великого мудреца оказался никому не интересен. Чтобы как-то разрешить эту неловкость, Дхритараштра попросил Вьясу обучить такому его Санджаю, чтобы тот, наблюдая за полем битвы, рассказывал ему о происходящем там. Вьяса немного пофыркал на тему того, что Дхритараштра поощрял вражду между сыновьями и племянниками, а теперь не хочет смотреть на то, что из этого вышло, но согласился дать Санджае соответствующее благословение. Хотя тот, в отличие от остальных, не мог от него отказаться, а должен был выполнить приказ царя и принять его, однако он, вроде, позитивно воспринял возможность приобщиться к волшебному прогрессу.


Короче, Санджая прошел обучение.


***
В лагере «белых» за ужином, который у них тоже был по расписанию, Арджуна понял, что сегодня аппетит во время еды к нему не придет, и решил, что пора уже выкидывать из головы всё, что не касается конкретно завтрашнего сражения. Для этого он ушел из их шатра-«столовой»...


...к своей Гандиве.


Однако дело не шло, и он там в основном страдал над своим луком по поводу того, что завтра ему нужно будет поднять его против дедушки и учителя.


В дополнение к этим переживаниям туда зашел Кришна и сказал, что с самой первой минуты сражения друг должен сделать то, что он отлично умеет - выкинуть из головы всё, кроме своей главной задачи, которая по силам только ему: победить Бхишму, и не просто победить – хотя это само по себе очень не просто, - а придумать, как победить его так, чтобы после поражения Бхишма сразу захотел покинуть этот мир, воспользовавшись благословением своего отца на смерть по желанию, несмотря на его клятву не умирать, пока на троне Хастинапура не будет праведного царя. Кришна напомнил другу, что сверхзадача восстановления в обществе истинного значения дхармы как справедливости для всех его членов требует от Арджуны пожертвовать своей любовью и привязанностью к дедушке и любыми средствами – даже адхармичными - добиться того, чтобы в результате этого сражения Бхишма отправился на тот свет.


Арджуна сказал, что дедушка всегда был защитником дхармы и никогда не нарушал ее - так разве за это он не заслужил честного боя и дхармичной смерти, а не такой, которая станет нарушением его клятвы. Кришна на это ответил, что Бхишма всегда защищал ту дхарму, которая есть средство системного оправдания насилия, обмана и эксплуатации – и не важно, какой смертью он погибнет, но он должен погибнуть, потому что без уничтожения этого бастиона старого режима лучший мир не наступит никогда.

***
И вот наступило утро. Хотя было договорено, что военные действия начинаются сразу после восхода солнца по сигналу Бхишмы, но первого дня это касалось лишь в части сигнала Бхишмы, потому что в это утро по традиции в обоих лагерях предполагались всякие религиозные ритуалы, связанные с началом войны. После них обе армии должны были построиться на поле боя – и Бхишма протрубит в раковину о начале сражения.

Сначала нам показали ритуал у «красных» - точнее основной алтарь, где молилось командование.




В сторонке стоял Карна, которому не надо было идти на поле боя, однако он пришел в качестве поддержки – по окончании ритуалов пожелать Дурьодхане удачи и победы.

Тем не менее, бронежилет он надел.

Когда все молитвы закончились и командование стало расходиться по своим колесницам, Дурьодхана подошел к Карне и сказал, что понимает его горькие чувства – все сейчас идут навстречу славе и исполнению кшатрийского долга, а товарищу придется сидеть в лагере, - но ничего, это временные трудности, и Дурьодхана обещает, что в этой битве Карна еще получит возможность победить Арджуну и всемдоказать, что он самый лучший лучник.


Карна-то, разумеется, по поводу своей невозможности выхода на поле боя сейчас и возможности в будущем испытывал противоречивые эмоции, и он просто сказал, что всё к лучшему – и пожелал Дурьодхане победы.


Они обнялись,...




...и Дурьодхана ушел.


Потом мимо прошел Бхишма, в отношении которого у Карны тоже сейчас были противоречивые эмоции,...


...в отличие от Бхишмы, который остро хотел убрать его со своих глаз куда-то подальше вместе со всей его жуть-адхармой - например, в Ангу.


***
У «белых» в ритуал начала войны…




…для командования были еще интегрированы благословения их близких женщин, поскольку они присутствовали в лагере. Кунти очень воодушевляюще сказала сыновьям, что они идут воевать за справедливость и против преступной власти – и поэтому их победа предрешена.




Кришни тоже всем пожелала победы – и брату, и Пандавам, и сыновьям, и, конечно, Абхиманью.



Он уже покоцал «особенный» камень, что, впрочем, неудивительно – он же всё время носил на руке этот амулет.

Увидев амулет, Кришни вспомнила, как его не сразу удалось крепко завязать на плече Абхиманью,...


...и, как и тогда, сказала сыновьям, чтобы они во всём помогали своему старшему брату.
Уттар в это время пообещал Арджуне, что сегодня в сражении он покажет себя его достойным учеником.


В сторонке стоял Кришна, чье присутствие на поле боя не предполагалось из-за его обещания не брать в руки оружие, однако он пришел в качестве поддержки.

Тем не менее, бронежилет он надел, что немного удивило Арджуну, поскольку никаким пафосом перед войной, обычным среди кшатриев, друг не страдал и соприкасался с армейским только в случае реальной необходимости.

Когда все молитвы закончились и командование стало расходиться по своим колесницам, Арджуна, конечно, хотел попрощаться с Кришной и от этого дополнительно подзарядиться вдохновением - в котором он теперь особо нуждался, потому что вчера вечером ему так и не удалось выкинуть из головы то, что не касалось конкретно предстоящего сражения, и там до сих пор было много лишнего. Однако Арджуна с огорчением понял, что Кришна уже ушел.


***
Но на подходе к своей колеснице Арджуну ожидал сюрприз!






Кришна объявил, что в этом сражении он будет управлять колесницей друга.


Арджуна ответил, что это невозможно – как он сможет уверенно воевать, если будет постоянно испытывать смущение от того, что такой великий человек, как его друг, сидит ниже, чем он?!


Кришна сказал, что если он друг, то какая разница, где он сидит – но чтобы у Арджуны точно не оставалось никаких волнений по этому поводу и это не влияло на ход сражения, то пусть друг считает, что Кришна сидит впереди него.


Еще Кришна сказал, что пока вожжи этой колесницы у него в руках,...


...он не даст другу потеряться в сомнениях, что честно, а что нечестно, что правильно, а что нет, будет следить за тем, чтобы Арджуна не отвлекался от цели, и в случае необходимости а она будет вернет друга на верный путь – в принципе, по жизни он уже давно этим занимается, но пришло время позаниматься еще и на войне.




***
Утром Дхритараштра вызвал Санджаю в свою комнату и попросил его воспользоваться даром Вьясы и рассказать ему, что там происходит на Курукшетре. Санджая в голове настроил свое ментальное телевидение на то место поле боя,…


…куда уже подъехали первые лица этой войны.









Пандавы воевали под знаменами Индрапрастхи, а вот у Бхимы знамя отличалось. Бывший тренер спецназа попросил у него в той предполагаемой войне за справедливость, ради которой Бхима совершенствовал у него свои навыки использования физической силы, сражаться под его личным знаменем в качестве символической платы за обучение.










Крыша колесницы Дурьодханы сделана в виде головы слона.











Санджая сообщил царю, что командующие выстроили войска друг напротив друга,…


…Бхишма протрубил в свою раковину, обозначая этим, что можно начинать сражение,…


…и вслед за ним в раковины стали трубить остальные командиры.
Дхритараштра спросил у Санджаи, отсутствует ли на поле боя Кришна – в рамках своего обещания не сражаться в этой войне. Тот немного пофокусировался на разных частях командования армии Пандавов и ответил, что Кришна есть, но без оружия – он колесничий Арджуны, и сейчас они оба тоже трубят в свои раковины.

Мне нравятся маленькие аккуратненькие раковины, как у Арджуны, а вот этот гигантизм, как у Кришны и Бхишмы как-то нет. У Бхишмы, кстати, под стенами Упаплавьи была другая - маленькая-аккуратненькая, но там и войска было намного меньше.

Но тут Санджая увидел странное и стал рассказывать о нем Дхритараштре – Арджуна вдруг перестал дуть в раковину, и Кришна, поняв это, тоже перестал дуть в свою,…


…поднялся со своего места колесничего, обернулся к другу с немым вопросом…


…и увидел его в беспокойном состоянии.


Арджуна попросил у Кришны сейчас вывезти их колесницу поближе к армии Кауравов, чтобы он лучше рассмотрел тех, с кем ему придется сражаться с этой битве.


Кришна неодобрительно посмотрел на него - кого он там не видел?,…


…однако ничего не ответил, а снова сел на свое место колесничего и сделал то, что просил друг,…


…и когда их колесница приблизилась к войску «красных»,…


…то тогда сказал, что, мол, ты хотел смотреть – смотри.


К этому моменту Арджуна оказался не просто в беспокойном состоянии, а в слезах и соплях.


Он сказал много слов о том, что он не может сражаться в этой братоубийственной войне: просто физически не может – Гандива не держится в руке, а мысли невозможно направить на цель, и в них лезет всё подряд, а особенно то, что пусть даже их кузены преступники и заслуживают наказания, но лучше самому умереть, чем убивать родственников, и ничего ему не нужно такой ценой – ни славы, ни радости победы, ни царства, ни исполнения клятв, ни даже справедливости. После всего этого Арджуна действительно выронил Гандиву из рук, опустился на дно своей колесницы и продолжил лить слезы.


Кришна строго спросил у него, что вообще происходит – где его всегдашних воинственный настрой и боевой дух тру-кшатрия?! – и потребовал, чтобы Арджуна немедленно встал, вытер слезы-сопли и исполнил свой долг - начал сражаться.


Но на Арджуну не подействовало, и он сказал, что нет-нет-нет, он не будет сражаться – как он будет посылать свои стрелы в дедушку и в гуру, и как он сможет потом нормально жить, если они погибнут в этой войне из-за него; зачем ему такая победа?! – лучше уйти в родной лес…


Потом, однако, под суровым взглядом Кришны…


…Арджуна сложил руки в жест мольбы…


…и попросил друга помочь ему как-то привести себя в такое физическое и ментальное состояние, чтобы он смог исполнить свой долг – и вообще объяснить, как может братоубийственная война принести что-то хорошее и как может быть долгом участвовать в ней, а не наоборот – решительно отстраниться.




Дхритараштра, слушая всё это, выразился в том смысле, что это будет их большая удача и победа, если Арджуна откажется воевать, и попросил Санджаю рассказывать дальше, как там развиваются события в колеснице племянника. Тот, однако, пораженно сказал, что нет, такой халявы точно не будет Арджуна уже поднялся сам и поднял свою Гандиву, поклонился другу и твердо заявил, что теперь у него нет никаких сомнений и заблуждений насчет своего долга в этой войне – он готов во всём довериться Кришне и действовать так, как он скажет.


Тот сразу же повел колесницу назад к войску Пандавов,...


...где, как и у Кауравов, еще продолжали трубить в раковины. Кришна и Арджуна снова присоединились к общему хору.


Санджая объяснил Дхритараштре,...


...что благодаря волшебному телевидению от Вьясы он сейчас смог увидеть и узнать то, что произошло там в колеснице и что не увидел и не узнал больше никто – Кришна это сам Всевышний, и за один миг Он передал Арджуне знания о том, как устроен этот созданный Им мир; эти знания вернули Арджуне решимость сражаться в предстоящей битве, а еще Кришна показался перед ним в своем истинном Божественном образе, который - внезапно! - не имеет абсолютно ничего общего с их привычной бхаратской иконографией и совершенно невыносим для восприятия человеческими органами чувств – так что на самом деле этот один миг Санджая пережил с большим трудом.

@темы: Кришна, Карна, Кришни, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 208

Требование Бхишмы

В начале серии показали Дурьодхану в шатре у Шакуни. Кроме дяди там с ним были еще Духшасана и Ашваттхама. Дурьодхана был относительно спокоен – возможно, это было уже постистеричное состояние. Он огорченно сказал, что война завтра – а он уже чувствует себя побежденным. Шакуни не был так пессимистически настроен и ответил, что всего этого следовало ожидать – дядя давно его предупреждал, что ни на Шикханди, ни на Карну нельзя рассчитывать, и это еще повезло, что они «отвалились» до сражения, а не во время; и он надеется, что Дурьодхана наконец понял, что Бхишма склонен трактовать свою клятву верности Хастинапуру очень вольно, поэтому каким бы он ни был непобедимым, а за ним надо внимательно следить на поле боя, чтобы он воевал не так, как это было под стенами Упаплавьи – кстати, это же касается и Дроны, у которого нет тру-преданности ни Дурьодхане, ни даже Хастинапуру, а только договор пожизненного служения, и у которого Арджуна всегда был и остается любимым учеником. Ашваттхама немного позаступался за отца, говоря, что тот не допустит их поражения, потому что это же будет и поражение его сына. Дурьодхана сказал на это то, что уже говорил раньше: не ради власти, не ради богатства и не ради престижа ему нужна эта война, а для избавления от своих врагов; даже если из-за предвзятости дедушки или гуру непобедимая армия Хастинапура будет побеждена, но Пандавы погибнут, то для него такое поражение станет победой, а победа при выживших Пандавах – поражением; однако если с четырьмя кузенами он, допустим, и сам справится, то Арджуну может победить только Карна, и он всё никак не может поверить, что друг предал его. Шакуни, конечно, тут же начал выносить племяннику мозг, что еще со времен их схемы с дворцом в Варнавате стало понятно, что в делах сомнительной дхармичности на Карну нельзя рассчитывать, как бы он там не бил себя в грудь насчет своей верности товарищу – поэтому как только Дурьодхана потребовал от него не вестись на требования Бхишмы о присяге - по сути, справедливые, он сразу свалил. Потом, впрочем, Шакуни стал наоборот подбадривать Дурьодхану – сказал, что это всё не так безнадежно, как сейчас кажется племяннику, и дхарма еще поможет им победить в этой войне. Тот спросил, что дядя имеет в виду, и Шакуни ответил – Юдхиштхира, в отличие от Карны, со своим трепетным отношением к дхарме никуда не делся и на обсуждении правил сражения пообещал, что на поле боя всё со стороны Пандавов будет так, как договорились – а значит, можно будет придумать какой-то хитрый план, из которого Арджуна не выйдет живым.
Вдруг в шатер зашел Карна.

Впервые в жизни он надел обычный бронежилет.

Конечно, сразу же начались расспросы. Карна рассказал, что произошло – стараясь не вдаваться в подробности по поводу того, что срезать бронежилет по просьбе Кришны ему было не так уж обязательно. Его версия о своем спасении не настолько сильно отличалась от реальности, как версия, которую Кунти в прошлой серии рассказала своим сыновьям – он вообще думал, что более-менее о случившемся уже знают от Шикханди, и не говорил чего-то такого, что могло противоречить словам генерала. Но Карна удивился, когда понял, что всё это его собеседники слышат впервые. Действительно, когда он закончил, то Ашваттхама первым делом спросил – значит, и генерал вернулся в лагерь вместе с Карной? Тот ответил, что генерал уже должен быть здесь. Но Дурьодхана сказал, что ему сразу бы доложили, если бы Шикханди появился… Тут Карна вспомнил о странном поведении Шикханди во время их утренней беседы и сказал, что, наверное, генерал решил не участвовать в этой войне – хотя он и сказал Карне, что вернется в их лагерь, однако очень внезапно и без какой-то убедительной причины отдал ему свое ценное оружие и ехать вместе с ним на Курукшетру отказался. Шакуни немного пошипел на тему того, что на самом деле Шикханди сейчас у Пандавов, однако ему со всех сторон указали, что если бы генерал решил перейти на сторону их врагов, то тогда бы он точно не отдал Карне оружие, которым можно убить даже бессмертного Бхишму. Шакуни, однако, этим доводом не впечатлился, а сказал, что всё это интрига Бхишмы и Шикханди – и, само собой, генерал не хочет, чтобы Бхишма погиб в этой войне, поэтому и не понес во вражеский лагерь такое оружие.
Затем беседа вернулась к Карне – и Дурьодхана таки спросил, как мог товарищ в такой критический для них момент повестись на слова Кришны и отдать ему свой непробиваемый бронежилет?! Карна начал довольно невнятно оправдываться, однако до истерики друга всё-таки не довел: во-первых, Дурьодхана, кажется, был просто счастлив, что Карна не предал его и не собирался - и сейчас вернулся сюда, пусть даже с потерей неуязвимости, а когда узнал, что друг мог и погибнуть от срезания своего врожденного бронежилета, но выжил – был счастлив вдвойне; во-вторых, делу помог Шакуни, сам того не желая. Сначала он пошипел, что как это они сразу не сообразили, что из всего произошедшего безобразия торчат уши не только Бхишмы, но и Кришны, который в смысле Карны, выходит, разоружил их, не только не беря в руки никакого оружия, но даже и не дожидаясь начала войны. Потом Шакуни добавил то, на чем он остановился, когда в шатер зашел Карна - к счастью, завтра их самый серьезный противник уже не будет представлять опасности, потому что на стороне Пандавов тоже имеется дхармичный дурак, который не даст Кришне продолжать действовать в том же духе, но Карну надо в любом случае убрать с поля боя просто на всякий случай, чтобы он опять их где-нибудь не подвел, тем более что без своего непробиваемого бронежилета он не представляет никакой особенной ценности.




У Дурьодханы от таких наездов дяди на товарища, видимо, включился дух противоречия – и он стал уже не упрекать Карну за потерю непробиваемого бронежилета, а заступаться за него.


Он сказал, что Карна великий воин и непревзойденный лучный мастер – и он непобедим поэтому, а не из-за неуязвимости, и теперь с безотказной стрелой он гарантированно сможет убить Арджуну; и разумеется, он выйдет на поле боя, чтобы сделать то, ради чего Дурьодхана ввязался в эту всебхаратскую ядерную войну и что не сделают ни Бхишма, ни Дрона – отправит на тот свет его врагов!
Минимальный градус истерики товарища вкупе с признанием его лучшим лучником, конечно, порадовали Карну, однако главный вопрос никак не отменили – как ему теперь выполнить обещание Кунти не убивать ее сыновей.

***
Бхишма еще долго страдал на месте будущих погребальных костров. Раньше, когда он бывал в таком настроении, то он сразу стремился так или иначе обеспечить себя обществом Шикханди – хотя бы написать ему письмо, если генерал был далеко в походе, но сейчас даже эта минимальная опция была недоступна. Опять же, всякие радостные намеки его души о том, что и его погребальный костер теперь не за горами, сейчас воспринимались Бхишмой как то, что он допустил в своей армии и в своей жизни жуть-адхарму – и даже то, что произошедшее намного увеличило шансы Пандавов на победу, не уравновешивало его страданий.

Но рано или поздно Бхишме пришлось вернуться в лагерь «красных» - в данном случае было уже довольно поздно. Когда он увидел Кунти перед своим шатром, то страдания отступили на второй план, потому что он запереживал, не случилось ли чего у «белых».




Но Кунти его сразу успокоила, что там всё в норме, однако сама тут же расплакалась, когда стала объяснять, почему она приехала к дяде - она приехала потому, что только он может ей помочь, а именно придумать, как сделать так, чтобы Карна, который теперь остался без непробиваемого бронежилета, не погиб в этом сражении, несмотря на его обещание Дурьодхане воевать на его стороне и на клятву Арджуны убить Карну.


Бхишма-то, вопреки ожиданиям Кунти, на самом деле ничему не удивился в рассказе о ее отношениях с Карной: еще в те времена, когда Дрона не разрешил тому пойти с внуками в поход за Друпадой и из-за этого новоиспеченный раджа Анги остался в Хастинапуре ждать Дурьодхану из Панчала, Бхишма, заметив влюбленные взгляды Карны на Кунти, заподозрил, что и здесь сын его колесничего не будет сильно оглядываться на дхарму – и с течением времени Бхишма только больше убеждался в этом.
Бхишма сказал Кунти, что ее решение нагрузить его своим проблемами, конечно, правильное – потому что со всеми трудностями действительно по дхарме полагается идти к старшему в семье, то есть к нему, - однако пусть даже он выглядит еще хоть куда, но на самом деле он уже старый человек и вот это вот «дядя, помоги!» больше не вывозит - и что Кунти вообще от него хочет конкретно?


Кунти рассказала, что Карна дал ей слово не убивать никого из ее сыновей, а вот Арджуна настроен решительно выполнить клятву, данную на игре в кости, - и Кунти не хочет, чтобы ее ребенок остался без отца. Бхишма сказал, что вообще-то это война, то есть куча детей останутся без отцов, однако Кунти на это сразу возразила, что они-то останутся без отцов, но со всеми своими законными правами сыновей, в отличие от ее сына, который, будучи ее сыном, дяде ведь тоже не чужой. Бхишма возмутился, что он своими внуками признает только сыновей Панду, а Карна к их династии не имеет никакого отношения, его дети ему никто, и Бхишма скорее сам откажется от своей семьи, чем допустит, чтобы туда как-то пролез Карна, который даже не тру-кшатрий!!!


Кунти опять залилась слезами, что Карна обещал ей не убивать ее сыновей – и это будет несправедливо, если при таких раскладах они будут стремиться во что бы то ни стало убить его, но если она расскажет сейчас сыновьям, почему он ей это пообещал, и потребует, чтобы Арджуна отказался от своей клятвы – то эффект будет совсем обратным.


Бхишма спросил, с чего Кунти взяла, что Карна нарушит то обещание, которое дал Дурьодхане, а не то, которое дал ей?


Кунти не нашлась, что на это ответить,...


...и Бхишма немного повыносил ей мозг тем, что дать два противоречащих друг другу обещания – это очень в стиле Карны, у которого всё, до чего он может дотянуться, превращается в жуть-адхарму, а Кунти вообще-то уже исчерпала лимит мужей в своей жизни. Кунти даже пожалела, что перед своим отъездом сюда не спросила у Кришни, как ей удалось уговорить Бхишму не выгонять Пандавов из дома, после того как они объявились в Хастинапуре с пятимужием.
Но на самом деле Бхишма ведь недавно оставил весь свой мега-грозный режим у будущих погребальных костров, и на новую волну у него уже не было никаких душевных сил, поэтому эти его возмущения не были долгими. В ответ на них Кунти стала уверять Бхишму, что она ни в коем случае не требует, чтобы Карна был признан членом их династии и ее мужем, то есть на заслуженный райский отдых Панду от его непростой жизни она не посягает даже в мыслях - она просит только о том, чтобы Бхишма с помощью своей власти не допустил гибели Карны в этой войне.


Закончила Кунти тем, что Бхишму не зря называют Великим, и никакая жуть-адхарма не может коснуться его души, поэтому если он считает, что она не заслужила прощения и снисхождения, то она, конечно... Бхишма перебил ее и сказал, чтобы она прекратила и возвращалась к сыновьям, а что касается Карны, то он уже протащил жуть-адхарму в его страну и в его семью – и за это заслуживает самого сурового наказания, но Бхишма не допустит, чтобы из-за него еще и на поле боя начался какой-то беспредел!

***
В шатер Шакуни, где была вся та же компания, что и в начале серии, пришел Бхишма – снова в грозном режиме,…


…и сказал Дурьодхане, что завтра война – и если Карна ему сейчас не даст клятву выполнять на поле боя все его приказы, то пусть немедленно убирается в Ангу.




Дурьодхана агрессивно ответил, что это уже обсуждали – Карна на поле боя будет выполнять только его приказы, что товарищ ему уже клятвенно пообещал.


Бхишма сказал, что его не интересует, кому и что пообещал Карна,...


...но на поле боя будет так, как положено по правилам, а именно воины, которые не присягнули главнокомандующему, считаются врагами – и если Карна выйдет на поле боя без присяги ему, то он вправе поступить с ним так, как поступают с воином армии противника.






Шакуни предложил Карне действительно сейчас дать эту присягу, если для Бхишмы это такой принципиальный момент. Тот, вроде, даже и не возражал, но тут Дурьодхана перешел в истеричное состояние высокого градуса и заявил Бхишме, что это дедушка скорее не выйдет на поле боя, чем Карна.


Бхишма вряд ли ожидал такого, однако даже улыбнулся.


Он ответил, что не вопрос – Дурьодхана тут представляет царскую власть и может назначить главнокомандующим армии Хастинапура кого угодно. Дурьодхана сказал, что вот и прекрасно – дедушка не выходит на поле боя, а командовать армией будет Карна.


После этого Дурьодхана вылетел из дядиного шатра.








***
Дурьодхана прибежал в свой шатер, где у него на случай истеричного настроения были приготовлены ножи…


…и мишени для их метания.


Практически сразу за ним в шатер зашел Карна.


Когда Дурьодхана поразил все мишени,...


...Карна начал его убеждать, что другу не нужно ссориться с дедом, а тем более смещать его с поста главнокомандующего в этом сражении – и Карна ему присягнет на верность, если нужно.


Последнее предложение Дурьодхана решительно отверг с аргументом, что весь этот конфликт Бхишма спровоцировал для того, чтобы защитить Пандавов от Карны, но тогда и войну не стоит начинать, если в ней некому будет убить его врагов!


Потом он значительно спокойнее сказал Карне, что, мол, неужели друга смущает такая большая ответственность? – но он великий воин и, конечно, справится, тем более что он же мечтал всемдоказать, что талант это не привилегия царской династии или знатного рода и проявляется где угодно – так можно ли представить лучшую возможность для этого, чем победа в войне всебхаратского масштаба, и Дурьодхана дает ему эту возможность без всякого риска для себя, потому что уверен в его способностях; и это он еще вынес за скобки то, что Карна всегда хотел победить Арджуну.


Карна грустно вздохнул и сказал, что армия Хастинапура, конечно, непобедима, но это не он сделал ее такой, и сейчас она сверху донизу предана Бхишме, так что воины не захотят сражаться с нужной для победы самоотдачей, если при живом-здоровом командире кто-то другой будет командовать ими в этой битве; а что касается его стремлений взять верх над Арджуной и всемдоказать, то, видимо, такая у него судьба, которая никогда не давала ему шанса осуществить это - и нынешняя ситуация тоже не исключение, однако ради победы товарища он, разумеется, готов пожертвовать всеми своими мечтами и амбициями – и еще поговорил о том, что Дурьодхане надо помириться с дедом, оставить его командовать армией, а с ним поступить так, как скажет Бхишма.
Дурьодхана задумался, а потом ответил, что если Карна считает, что так будет лучше, то ок – однако ни о какой его присяге на верность Бхишме не может быть и речи, а тем более о том, чтобы Карна сейчас уехал в Ангу; пока пусть Карна действительно не выходит на поле боя, как требует дедушка, а там дядя придумает какую-то схему, чтобы Карна все-таки смог убить Арджуну.

@темы: Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 207

Выброшенные награды

Храм Шивы, в котором Шикханди собирался консультироваться со своим божественным покровителем по поводу дальнейших действий, на самом деле был не близко от города, поэтому когда Кунти и Карна доскакали до того места, солнце уже хорошо так поднялось над горизонтом. Кунти была довольна, что они так рано двинулись в сторону Курукшетры – как она и хотела, но сейчас она еще надеялась, что генерал уже уехал из храма, причем в какую-то другую сторону. Она, разумеется, была ему очень признательна за участие в спасении Карны, однако с радостью пожертвовала бы возможностью лично поблагодарить генерала ради того, чтобы он избавил ее сыновей от необходимости меряться с ним полководческими способностями, а в качестве бонуса – избавил ее и Карну от своего общества третьего лишнего в их дальнейшем пути. Карна хотел ровно обратного по обоим пунктам – чтобы Шикханди уже сегодня был там, где ему и положено, то есть в лагере «красных», и чтобы он не отказался от его компании в их дальнейшем пути, что стало бы знаком восстановления былой дружбы.
Еще издалека Карна заметил возле храма лошадь Шикханди. Когда он об этом радостно объявил Кунти, она скорректировала свои надежды - стала рассчитывать на то, что генерал сейчас уедет отсюда куда-то в другую сторону, и таким образом она сама скоро привезет сыновьям замечательную новость о том, что в этой войне им не придется меряться с ним полководческими способностями.
Шикханди как раз вышел из храма и стал осматриваться вокруг – явно в поисках знака от Шивы. Долго он не осматривался, потому что практически сразу его внимательный взгляд выцепил из окружающей действительности Карну, что, кажется, генерал воспринял очень позитивно. Пока Шикханди дошел до своего коня, туда подъехали Кунти и Карна. Генерал прежде всего поздоровался с Кунти со всеми полагающимися «ку», улыбнулся ей и сказал, - глядя уже больше на «новенького» Карну, - что когда на пути сюда с него и с его лошади вдруг исчезла вся кровь, он понял, что всё получилось – и сейчас очень рад, что не ошибся. Кунти ему тоже улыбнулась, поблагодарила за помощь и участие, а потом сказала, что она, пожалуй, ненадолго зайдет в храм.
Карна развернул перед Шикханди свою горячую благодарность за спасение его жизни, но Шикханди сказал, что его участие было, так сказать, техническим. Карна возразил – он же помнит, что идея о милости Сурьи принадлежала как раз Шикханди, и он теперь в вечном долгу перед генералом. Шикханди ответил, что как бы там ни было, а милость Сурьи заслужил не он, а царица Кунти… кстати, вернул ли ему его божественный покровитель непробиваемый бронежилет?
Шикханди задал этот вопрос вполне нейтральным тоном, без какого-то подтекста, однако Карна в очередной раз очень эмоционально и пафосно рассказал, что с его лучным мастерством ему не нужен никакой бронежилет и прочие божественные благословения – достаточно того, что он благословлен способностями, которые делают его непобедимым!
Генерал послушал все эти пояснения, которых он не просил, насчет того, почему Карне ок, что у него теперь нет непробиваемого бронежилета, и благодарно посмотрел в сторону храма Шивы.
Карна, закончив свою речь, спросил у Шикханди – мол, он же сейчас возвращается на Курукшетру? Тот ответил, что да, конечно – и опять бросил благодарный взгляд в сторону храма Шивы. Однако Шикханди не вскочил в седло, а стал – как он часто это делает, если не спешит – мимимишно трепать свою лошадку. Карна это воспринял как то, что Шикханди без всяких дополнительных слов и предложений собирается дождаться Кунти из храма, чтобы ехать на Курукшетру втроем – и его, конечно, порадовало, что генерал, вроде бы, настроен по отношению к нему «как раньше».
Генерал, поглаживая лошадку, на самом деле больше смотрел в сторону храма. И вдруг он вспомнил вчерашний разговор с Кришной в госпитале – как тот сказал, что Шикханди не способен на тру-преданность своему божественному покровителю, несмотря ни на какую его благосклонность: хоть и поклоняется, а "в лес" посматривает.
Шикханди взглянул на улыбающегося ему Карну уже совсем другими глазами и вдруг заговорил с ним не «как раньше», а перешел на совершенно холодный деловой тон. Он сказал, что, мол, если Карна действительно чувствует себя должным ему за спасение, то хорошо бы им рассчитаться прямо сейчас. Карна немного удивился, но подтвердил, что готов выполнить любую просьбу генерала. Тут Шикханди очень вкратце рассказал ему, что еще тогда, когда он понял, что хочет чего-то большего для себя в армии, чем просто где-то сложить голову дашарнским нонеймом – а это случилось с ним так рано, что он толком и не помнит себя без армейских амбиций, - он захотел, в частности, достать себе какое-то ценное оружие, и когда он еще служил в Каши, у него появилась безотказная стрела; но потом Шикханди убедился, что у него слишком беспокойный ум для того, чтобы применить такое оружие с реальной пользой, поэтому она у него просто лежала без дела, а поскольку срок годности там не ограничен, то со временем он решил, что она станет подарком Лакшмане на его первый царский успех; однако сейчас он хотел бы попросить Карну забрать эту стрелу себе – Карна действительно великий лучный мастер, и это будет правильно, чтобы такое оружие было именно у него – тем более что оно может в этой войне сильно пригодиться, - а Лакшмана сам себе нааскезит то, что ему нужно. Карна сказал, что это, конечно, невероятно дорогой подарок, но если Шикханди считает, что в этой войне безотказная стрела должна быть в его колчане, то он с радостью примет ее. Особенно приятно было Карне то, что Шикханди признал его великим мастером – так что даже внезапно ставший холодным тон генерала перестал его сильно смущать.
В общем, Шикханди передал Карне мантру, с помощью которой тот один раз сможет любую свою стрелу сделать такой вот «безотказной». Они немного поговорили, как именно она работает, но больше для зрителя, конечно – Карна знал, о чем речь: стрелять ею надо, находясь прямо напротив врага – и от смерти его может спасти разве что благословение, полученное прямо от кого-то из богов. Шикханди сказал, что тот непробиваемый бронежилет, которым Карну благословил Сурья, такая стрела, конечно, не пробила бы, и Карна всё равно остался бы невредимым, а вот, например, благословение на смерть по желанию, которое Бхишма получил от своего отца, она бы уничтожила вместе с Бхишмой.
Карна опять пустился во всякие благодарности генералу, отметив при этом, что дружеское расположение генерала всё равно намного ценнее даже самого ценного оружия, вроде этой безотказной стрелы… и вообще как же Карне не хватало в последние годы дружбы генерала, а в Анге всё напоминает ему о Шикханди. Деловой тон генерала из холодного стал вообще ледяным, и он ответил Карне, что ничего личного – Шива помог ему получить безотказную стрелу, однако не благословил его на ее успешное применение, и Шикханди сейчас просто сделал то, что должен был сделать с этим подарком Махадевы еще очень давно – отдал его тому, кто может его использовать; а что касается дружбы, то это, возможно, Карне не хватало его дружбы, а вот сам Шикханди в последние годы прекрасно обходился без Карны.
С этими словами Шикханди запрыгнул на лошадь и ускакал своим обычным быстрым галопом. Карна остался в полном недоумении, что вообще случилось и почему генерал вдруг так резко сменил свой изначально приветливый настрой по отношению к нему, но при этом подарил ему такое ценное оружие.
Из этого ступора Карну вывела снова появившаяся там Кунти. Видя стремительно исчезающего Шикханди, она радостно спросила – генерал решил не возвращаться на Курукшетру? Карна расстроено сказал, что нет – генерал вернется, но он просто не захотел ехать с ним. Кунти тоже расстроилась, что не сможет привезти своим сыновьям прекрасную новость о том, что им не придется в этой войне меряться с генералом полководческими способностями, и в качестве утешения у нее осталось лишь то, что в дороге Шикханди все-таки не станет им с Карной третьим лишним.

***
В стороне от обоих лагерей и «красные», и «белые» совместно выделили место для кремации, где предполагалось после каждого дня битвы сжигать погибших.

Дрова уже сложили «шалашами» для будущих погребальных костров.

Сейчас тут в одиночестве страдал Бхишма.


Душа, конечно, вовсю сигнализировала ему на подсознательном уровне, что всё хорошо и освобождение близко, потому что теперь Шикханди совсем скоро обязательно вызволит ее из тюрьмы человеческого тела! Однако после разговора с Кришной эти непонятные сознанию сигналы Бхишму совсем не радовали и не обнадеживали, а возвращали к тому моменту, когда он впервые увидел Шикханди в Анге и остро почувствовал, что с этим молодым человеком что-то не так – до такой степени, что даже не сразу получилось благословить его на победу в войне.
Шикханди как раз с этой стороны подъезжал к лагерю «красных», увидел Бхишму и решил, что будет правильно прямо здесь обнаружить свое присутствие и рассказать Великому, почему он так долго отсутствовал без предупреждения. Разумеется, генерал ожидал, что факт спасения Карны не вызовет там абсолютно никакого восторга, однако никаких обоснованных претензий за это Бхишма предъявить ему не мог.
Бхишма тоже издалека увидел Шикханди,…


...и было много лирической музыки «я сложу перед вами свое оружие».
Но как только генерал оказался прямо перед своим командиром, вся лирика прошла, и Бхишма включил мега-грозный режим. Он сказал, что всё знает о темном прошлом Шикханди – что он не тру-мужчина, поэтому он не то что не должен близко подходить к армии, а ему вообще нельзя отсвечивать в общественной жизни. Генерал сначала попытался всё отрицать – особенно насчет того, что ему нельзя близко подходить к армии. Он сказал, что Бхишма это всё придумал для того, чтобы убрать его с поля боя и так обеспечить победу любимым внукам – но ничего не получится, потому что Шикханди никогда не нарушал закон и устав, а если у Бхишмы другое мнение, то пусть его судит армейский суд. Бхишма всё также грозно ответил, что никакого армейского суда Шикханди не заслужил, потому что вся его воинская служба это обман и жуть-адхарма - и хорошо бы ему искупить свои грехи самостоятельно и пройти очищение огнем, а не дожидаться, пока такой приговор ему вынесет гражданский суд, но в любом случае здесь на Курукшетре Шикханди лучше не испытывать дальше его терпение, а убраться если не в погребальный костер, то в какое-нибудь суровое отшельничество и больше никогда и нигде не отсвечивать в общественной жизни. Шикханди сказал, что Бхишма не дождется, чтобы он из-за него вошел в погребальный костер, но как быть с тем, что Бхишма пятнадцать лет рассказывал ему на своем балкончике, как Шикханди прекрасен на поле боя и за его присутствие там засыпал ништяками в таком количестве, что теперь все в Хастинапуре думают, что он сын Бхишмы. Тот сказал, что всё это было из-за того, что Шикханди нарушил свою дхарму и всё время обманывал его – и за это он должен быть наказан, но если Шикханди сейчас добровольно уберется в суровое отшельничество и не будет больше отсвечивать в общественной жизни, то Бхишма, так и быть, простит ему этот жуть-адхармичный обман. Генерал ответил, что если бы он мог себе позволить обманывать Бхишму, то это он бы уже давно сгорел в погребальном костре, а от Хастинапура не осталось бы камня на камне – но Бхишма спас себя и свой Хастинапур, заставив Шикханди служить ему и его дегенеративной династии, что генерал все эти годы честно делал, и он не будет шляться по лесам из-за того, что Бхишма вдруг решил, что Шикханди слишком верно служит не тем его внукам, каким он хотел бы. Бхишма сказал, что тут Шикханди ошибается – дело не в том, каким его внукам он служит, а в том, что он совершил чудовищный грех и не имеет права подходить ни к войску Пандавов, ни к войску Кауравов, ни вообще к обществу. Шикханди опять сказал, что позавчера Бхишма очень даже хотел, чтобы он подошел к войску Пандавов, и то, что сейчас Бхишма требует от него убраться с поля боя - это какое-то инфернальное лицемерие, но что еще ждать от хастинапурских выродков.
К этому моменту Шикханди уже не сильно стеснялся в выражениях, и Бхишма даже представить раньше не мог, что генерал способен смотреть на него с такой ненавистью. Не то, чтобы это как-то снизило решимость Бхишмы убрать Шикханди с Курукшетры и из общественной жизни, но определенно он такого совсем не ожидал.
В итоге генерал крикнул Бхишме, что он сейчас уедет – но он обязательно вернется, и Бхишма, горя в аду, увидит оттуда, какое сокрушительное поражение Шикханди обеспечит его любимым внукам, Дурьодхана займет трон Хастинапура вместе со всей своей неправедностью, Юдхиштхире не достанется ни клочка исконной хастинапурской земли несмотря на то, что царица Сатьявати выбрала его своим преемником, а Шикханди как успешно отсвечивал в общественной жизни, так и будет отсвечивать – займет место главнокомандующего армии Хастинапура, и на этой должности ему будет отдельно приятно знать, что это против скрепной дхармы, а значит, добавляет Бхишме адских мук.
Шикханди уже запрыгнул назад на свою лошадь, но прежде чем ускакать оттуда своим быстрым галопом, он еще добавил, что раз Бхишма, как оказалось, двадцать лет награждал его за то, что он мужчина, то такие награды ему стыдно носить на себе – и с этими словами сорвал с шеи свои многочисленные бусы и бросил их под ноги Бхишме.


Потом туда же полетел генеральский кокошник. Короче, теперь пришла очередь Шикханди вслед за Кунти ощутить дежавю.

***
В шатре Юдхиштхиры Кунти очень невнятно рассказала о спасении Карны – основную роль в этом, по ее словам, сыграл Шикханди, а ее участие свелось к тому, что генералу нужно было место, где когда-нибудь проявлялся Сурья, а у нее на родине такое есть, и она показала ему, где это. Кроме Пандавов, это слушали Кришна, Друпада и Дхриштадьюмна, и последний спросил – значит, и Карна, и Шикханди уже вернулись в лагерь «красных»? Кунти ответила, что да, оба уже должны быть там. Друпада сразу спросил у Кришны, не стоит ли ему в таком случае съездить сейчас к Кауравам, как они раньше обсуждали, чтобы предложить… Тут он немного замялся, но потом быстро закончил фразу – чтобы предложить генералу перейти на их сторону, однако причина заминки была очевидна – ему явно было тяжело назвать генерала по имени. Кришна сказал, что Кунти ошибается - только Карна вернулся в лагерь «красных», а Шикханди там в ближайшее время точно не будет; и хотя всё пошло несколько не так, как планировалось в комбинации, но всё равно неплохо - Кауравы потеряли возможность одержать быструю победу в этой войне.
У Друпады от этого известия возникли какие-то противоречивые чувства, а вот все остальные обрадовались – в свете произошедшего вчера даже Арджуна уже не особо напрягся от того факта, что друг не верит в его полководческие способности. Однако он поинтересовался у Кунти, вернул ли Сурья Карне непробиваемый бронежилет, и когда узнал, что нет, то вот тут-таки расстроился – в очередной раз очень эмоционально и пафосно рассказал, что теперь Карна перестал быть его достойным соперником, и победа над ним не принесет Арджуне ни славы, ни даже удовлетворения, а только даст ему возможность выполнить свою клятву и убить Карну за то, что было на игре в кости.
Кунти это послушала, вышла из шатра и поехала в лагерь Кауравов – но в этот раз не на своем коне, а на колеснице.

@темы: Кришна, Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 206

Закат

Практически всю серию Кунти лила слезы на фоне красивого заката. Карна воздерживался (невероятно, но факт!), хотя в некоторых моментах глаза были очень на мокром месте.

Сначала, впрочем, заплакал успешно телепортированный мальчик, но как и прочие дети, полученные мантрой Дурвасы, кроме Бхимы, он не был голодным. Кунти стала его укачивать и запела ему ту же унылую колыбельную песню, что пела в 16-й серии, когда Сурья впарил ей Карну. У нее, конечно, не меньше, чем у Сурьи, было ощущение дежавю, но Кунти же любила детей – как и в прошлый раз, ей сразу захотелось и дальше заботиться об этом ребенке. Однако сейчас она была намного старше, а главное – она же в прошлой серии клятвенно пообещала Сурье, что вырастит этого мальчика как своего сына, так что теперь вопрос о дальнейшей судьбе ребенка не был таким трагичным, и пока что Кунти не пролила ни одной слезинки.
Карна еще в самом начале, когда ребенок заплакал, понял, что он в этот момент на коленях у Кунти явно лишний и аккуратненько оттуда выбрался. Уже в прошлой серии было хорошо видно, что он как новенький – нигде ни царапины, ни кровавого пятнышка, но тут мы смогли убедиться, что на спине всё так же хорошо зажило, как и на груди, да и чувствовал он себя, вроде, прекрасно. Карна был под сильным впечатлением от недавнего созерцания своего божественного покровителя, а еще, осмотревшись, он понял, что никогда не был в этом месте – он же не помнил, что именно здесь он появился на свет. Потом, однако, он засмотрелся на Кунти и заслушался ее колыбельной. Романтика на фоне начавшегося красивого заката.
Кунти тоже поглядывала на Карну – и так убедилась, что теперь на нем нигде ни царапины. Ребенок благополучно заснул, и никакие дальнейшие эмоции взрослых его не разбудили.
В речке лотосы, закрывшиеся к вечеру, снова раскрылись от появления Сурьи, и когда Кунти закончила петь и уже готова была уделить всё свое внимание Карне, то он сел рядом с ней и положил у ее ног лотос, выловленный из воды. Он сказал, что у него много вопросов, но одно ему точно понятно – он выжил благодаря ей. Романтика на фоне начавшегося красивого заката – 2.
Кунти улыбнулась ему и погладила его по щеке. Карна пооглядывался вокруг, и Кунти поняла, почему. Она сказала, что здесь никого нет и не предвидится. Продолжая трепать Карну по щеке, Кунти поговорила о том, как она счастлива снова видеть его целым и невредимым, а он еще раз поблагодарил ее за то, что она спасла ему жизнь. И тут он вспомнил кое-что,…


…а вслед за этим и то, что он тогда не спас жизнь Кунти.
Пока Карна справлялся с нахлынувшими муками совести, Кунти выдала ему сильно сокращенную историю о ВРТ-шной мантре: как Карна прекрасно знает, в юности она хорошо училась у Дурвасы – так вот, мудрец дал ей в качестве награды за отличную учебу мантру,…


…от которой вызываемый бог проявляется со своим благословением в виде ребенка, и сейчас эта мантра пригодилась, потому что именно лучи милости Сурьи исцелили раны Карны.
Тот всё это послушал и сказал, что круто – но хорошо бы организовать дальнейшую судьбу этого мальчика так, как это обычно делают при появлении незапланированных детей, то есть найти ему какую-то приемную семью; возможно, повезет настолько, что эта семья сможет его вырастить как своего собственного ребенка – и он вообще никогда не узнает об обстоятельствах своего рождения и будет считать своих приемных родителей родными.
Тут у Кунти уже навернулись слезы на глаза, и она решительно заявила Карне, что это исключено – это ее ребенок, она его никому не отдаст, а вырастит как своего сына, тем более что она всё это уже клятвенно пообещала Сурье за его милость. Тогда Карна сказал, что можно и так – он же свидетель, что ребенок появился волшебным образом и благодаря этому чуду ему удалось выжить, а растить ребенка, сделанного самим Сурьей, это великая честь для любого человека, так что Кунти еще завидовать будут, что бог Солнца оказал ей такую милость.
Кунти заплакала и сказала, что это тоже исключено – никто не должен знать, что у нее есть такая мантра, потому что этим сразу воспользуются те, кому выгодно представить ее сыновей не имеющими никакого кровного отношения к династии Куру, а это было бы ужасно неприятно покойному Панду*, и как минимум в память о нем Кунти не допустит, чтобы о ее сыновьях говорили не как о его родных детях; он был замечательным отцом и точно не заслужил такого. Короче, Кунти сказала, что будет всем говорить, что это ее обычный ребенок. Также Кунти посвятила Карну в свои дальнейшие планы: сейчас она поедет с сыном в город, и хотя большинство ее родственниц уже уехали с детьми подальше от ядерной войны, однако кое-кто остался, а главное – осталась женщина, которая была ее служанкой, и Кунти попросит ее увезти сына к родственникам в Двараку, а завтра утром уедет назад на Курукшетру; своим сыновьям Кунти выдаст новость о том, что у них есть брат, уже после войны, чтобы сейчас не волновать их такой шокирующей информацией – хотя слухи распространяются быстро, но с учетом нынешней военной ситуации вряд ли в их лагерь что-то дойдет раньше, чем закончится сражение.
Карна стал вовсю уговаривать Кунти не делать такого – если огласка того, что Кунти владеет мантрой, будет как-то оскорбительна для покойного царя Панду, то тогда надо возвращаться к первому варианту и найти ребенку приемную семью; Кунти спасла ему жизнь – но он не сможет спокойно жить дальше, зная, что ради этого она пожертвовала своей репутацией потому что он-то ничем не захотел пожертвовать ради ее жизни…

*Панду ведь действительно всегда хотел, чтобы ВРТ-шных детей Кунти все считали его родными детьми, появившимися на свет естественным путем.

У Кунти от его уговоров с упоминанием ее репутации гораздо сильнее прорезались воспоминания о том, что по этой самой речке из-за страха за честь своей семьи она сплавила прекрасного ребенка, и она заявила Карне, что, разумеется, его жизнь дороже, чем ее репутация. Карне от этого стало нисколько не легче, и он сказал, что, конечно, нет - если бы он знал, какой ценой она собирается спасать ему жизнь, то он бы отказался. Кунти начала откровенно рыдать и повторила, что она никому не отдаст этого ребенка. Дальше она сказала, что на самом деле ее безупречная в глазах общества репутация ничего не стоит - просто Карна, как ни странно, всё еще слишком высокого мнения о ее облико морале. Тут Кунти рассказала ему уже полную версию трагедии всей ее жизни.














Так Карна услышал историю своего появления на свет – о чем он, конечно, не подозревал. Но он понял, почему Кунти хочет оставить ребенка себе, несмотря ни на что.
Кунти закончила свой рассказ тем, что если после услышанного Карна не хочет иметь с ней ничего общего, то она его поймет – она сама бы не хотела иметь с этим ничего общего, но что поделать – это именно она здесь выбросила ребенка в речку.
Карна сначала поговорил о том, как неправильно устроено их общество, и Кришна верно говорит, что дхармой теперь стали называть не справедливость, а что попало, о чем, Карна, конечно, и сам догадывался из своего личного опыта: желание исполнить родительский долг это добродетель, и если общество заставило Кунти отказаться от такого похвального желания и вместо воспитания ребенка сплавить его по речке – то Господь, жги! это вина общества, а не Кунти; и Карна сейчас был неправ, когда отговаривал Кунти от ее похвального желания стать этому ребенку настоящей матерью, и вел себя не лучше, чем их гнилое общество. Потом Карна сказал, что если уж Кунти так решительно настроена всем говорить, что она сама родила этого ребенка, то пусть она тогда говорит, что это его сын – во-первых, она же на виду у общества, а значит всё равно будут всякие домыслы, кто его отец, и вот от них Карна хотел бы избавить не только Кунти, но и себя; во-вторых, так им больше не нужно будет скрывать свои отношения – то есть произойдет то, что Карна хотел еще с самого начала и считает в их случае правильным; в-третьих, если креатив Сурьи будет считать его своим отцом, то для него это великая честь; в-четвертых, в любом случае мало приятного быть незаконным сыном, но всё-таки наличие отца, который признает ребенка своим, это лучше, чем его полное отсутствие. Тут же Карна добавил, что поскольку ребенок сделан Сурьей, то это, конечно, значит, что на свет появился человек со счастливой судьбой, и никакая незаконнорождённость не сможет этому помешать; кстати, поэтому же Кунти не стоит переживать за то, как сложилась жизнь ее первого ребенка – под покровительством Сурьи она точно сложилась прекрасно, независимо от того, куда речка вынесла ту корзинку.
Хотя последнее сильно противоречило тому, что Кунти недавно услышала от самого Сурьи о проклятии ненужности, но в целом то, что говорил Карна, было даже лучше тех ее самых оптимистичных ожиданий, которые у нее были во времена, когда она еще хотела рассказать Панду о сплавленном сыне. Она вытерла слезы и со всем согласилась, но только с поправкой: сейчас, когда они приедут во дворец, она представит Карну своим родственницам как отца своего ребенка, однако ее сыновей не надо волновать этой шокирующей информацией до окончания войны, поэтому Карна должен ей пообещать у «красных» никому ничего пока не рассказывать. Карна не возражал, но предложил, чтобы та служанка, на помощь которой рассчитывает Кунти, увезла их сына (тут Карна впервые так назвал ребенка, и было видно, что Кунти оценила) не в Двараку, а в Ангу – неизвестно, как такую шокирующую информацию воспримут там родственники Кунти, а вот своему министру Карна напишет, чтобы служанке оказали прием, который положен гостям раджи; кроме того, после войны они всё равно будут жить в Анге, и дворец в Чампе это и есть дом их сына…
Вот эти мысли о послевоенных временах заставили Кунти задать Карне вопрос, который она как-то упустила раньше – восстановил ли ему Сурья непробиваемый бронежилет? Карна сначала потянулся к ушам – но они были даже не проколоты. Тогда Карна взял камешек с берега и порезал им руку – порез был обычный, и из него пошла кровь, чего при золотом экзоскелете никогда не бывало. Кунти, увидев это, сразу вспомнила, как Арджуна сегодня утром бил себя в грудь, что он непременно должен убить Карну, а Кришна в Хастинапуре сказал ей, что на войне ее сыновья исполнят все свои клятвы - и опять расплакалась на тему того, что она не вынесет, если на этой войне потеряет своего любимого, и почему же Сурья не вернул Карне непробиваемый бронежилет?! Карна обиженно сказал Кунти, что она опять сомневается в его способностях, хотя он лучший лучник – лучше, чем Арджуна, и никто у «белых» не сможет его победить; а что касается возврата бронежилета, то он же добровольно просил у Сурьи возможность отдать его – так что было бы странно, если бы Сурья ему сейчас этот бронежилет вернул. Кунти спросила, зачем Карна его вообще отдал. На этот вопрос Карна прямо не ответил, но сказал: он смутно помнит, что в госпитале кричал Накула – и он был прав, а Кришна не случайно просил у него в качестве компенсации за то, что было на игре в кости, именно бронежилет; и если он искупил этим свою вину и мироздание больше не держит на него зла за тот случай – то оно того стоило. Кунти заговорила о том, что Карна действительно искупил этим свою вину, а Кришни, хоть и отказалась идти к нему в реанимацию, тоже не держит на него зла за игру в кости, и она попросит ее, чтобы они вдвоем уговорили Пандавов – особенно Арджуну – пересмотреть свое отношение к Карне, если он согласится воевать на их стороне… Тут Кунти снова стала лить слезы, что она не выдержит смерть любимого – и если для Карны совсем уж не вариант воевать против Дурьодханы, то пусть он хотя бы откажется от участия в этом сражении. Карна опять обиженно сказал, что срезать бронежилет стоило еще и потому, что никто теперь не усомнится в его лучном мастерстве и не скажет, что его победы получены только из-за его неуязвимости. Но потом Карна сел сзади Кунти так, чтобы прислонить ее голову к своей груди, повытирал ей слезы, убрал обиженный тон из голоса и сказал, что ему стоило срезать бронежилет потому, что благодаря этому у них теперь есть сын и после войны им больше не надо будет скрывать, что они любят друг друга. Романтика на фоне красивого заката – 3.

***

Теперь нас перенесли уже в царский дворец Кунтибходжи. Ночью Карне там не спалось,…


…потому что он всё время думал о том, как ему на войне, которая начнется уже завтра, не убить никого из Пандавов и одновременно выполнить приказ Дурьодханы убить их всех. Дополнительно он еще переживал о том, как товарищ воспримет его потерю непробиваемого бронежилета – там градус истерики по этому поводу мог быть куда выше, чем у Кунти...
Тут к нему подошла Кунти. Карна, не дожидаясь, пока она спросит, почему он не спит (а он не хотел отвечать на этот вопрос), спросил у Кунти, почему не спит она. Кунти ответила, что она встала посмотреть на ребенка, но вообще-то ей не спится потому, что она всё время думает, как ее сыновья сходят с ума и не спят от переживаний за нее – и рассвет уже скоро, так не выехать ли им из города прямо сейчас. Карна засомневался, стоит ли так спешить – всё равно Шикханди будет на Курукшетре раньше и сообщит «белым», что с Кунти всё ок, а Карна хотел бы сегодня поклониться Сурье именно там, где благодаря ей тот вчера проявился и вылечил его раны, и задать своему божественному покровителю кое-какие экзистенциальные вопросы в надежде, что Сурья укажет ему верный путь. Кунти в двух словах пересказала Карне ее вчерашний разговор с генералом у речки. Карна, узнав, что у генерала были сомнения насчет возвращения на Курукшетру, вспомнил, что изначально Шикханди хотел спасти ему жизнь с помощью Бхишмы – и даже собирался сделать ради этого всё, что тот от него потребует. Потом Карна подумал, что, возможно, Шакуни был не совсем уже неправ, когда позавчера вечером выносил мозг Дурьодхане насчет того, что Бхишма давит на Шикханди, чтобы генерал воевал за Пандавов, и он вполне может послушаться – Шикханди решил вообще не участвовать в войне?!
Карна поднялся и сказал, что им надо немедленно поехать в тот храм Шивы, возле которого Шикханди собирался ночевать – может, они его еще застанут там, и Карна узнает, какие у него планы. И если генерал вдруг решил не возвращаться на Курукшетру, то Карна тем более должен попытаться застать его в храме – чтобы поблагодарить Шикханди за участие в его спасении!

P.S.

Просто посмотреть, что после лучевой терапии от Сурьи Карна как новенький

Просто посмотреть, что после лучевой терапии от Сурьи Карна как новенький

@темы: песня, Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 205

Исцеление Карны

Кришна доехал до лагеря Кауравов и оказался там, где ему было нужно – в шатре Бхишмы. Сначала он прочитал хозяину шатра мега-мораль – в основном о том, какой Бхишма лицемер: всегда бьет себя в грудь, что для него Хастинапур превыше всего, а сам обложился всякими клятвами, чтобы ни в коем случае не нести никакой ответственности за царство, хотя все управленческие компетенции у него в наличии. На оправдания, что эти клятвы он давал то на благо отца, то на благо как раз царства, Кришна сурово отвечал, что клятву, которая потеряла смысл и приносит не пользу, а вред, надо нарушать в обязательном порядке – и так Бхишме давным-давно нужно было принять на себя управление страной, несмотря ни на какие обеты, но он предпочел, чтобы власть получили недостойные и довели Хастинапур вместе со всех Бхаратой до ядерной войны. Но тут и Бхишма перешел на суровый тон и сказал, что он лучше умрет, чем вступит в такую жуть-адхарму, как нарушение клятвы. Кришна хитро спросил, что Бхишма имеет в виду под «лучше умрет» - он же дал клятву не умирать, пока на троне Хастинапура не будет праведного царя? – получается, что если он между жуть-адхармой и смертью сейчас выберет смерть, то это будет нарушение клятвы, то есть жуть-адхарма. Потом Кришна еще немного поговорил о том, что клятвы зло, и из-за того, что Бхишма всегда боялся вступить в жуть-адхарму нарушения клятвы и не взял на себя смелость прекратить выполнение своего обета и стать царем Хастинапура, его потомки теперь готовы убивать друг друга – и таки поубивают. В заключение Кришна, что характерно, не стал предлагать Бхишме перейти на сторону Пандавов, а сразу посоветовал ему вместо участия в войне, где его потомки будут убивать друг друга, воспользоваться отцовским благословением умереть по желанию и попросить смерть прийти к нему прямо сейчас. Бхишма грустно вздохнул и сказал, что смерти он не боится и с радостью ушел бы на тот свет – но Кришна же сам недавно помянул его клятву отцу не прекращать свое служение Хастинапуру до того, как на его троне не появится праведный царь, и смерть сейчас будет нарушением этой клятвы, а в такую жуть-адхарму Бхишма вступать не собирается.
После этого Кришна свернул всю лирику и сказал, что хорошо бы Бхишме в таком случае обеспечить следование дхарме и на поле боя, а именно убрать оттуда того, кого там быть не должно. Бхишма спросил, что Кришна имеет в виду, и подтвердил, что в этом сражении, конечно, не должны участвовать те, кому не положено по дхарме. Кришна сказал, что они же на обсуждении правил сражения словами через рот проговорили, что на поле боя выйдут только те, кому положено по традиции, то есть только мужчины, а у Бхишмы в армии не все такие. Бхишма тут довольно возмущенно ответил, что у него в армии только мужчины – и как Кришна себе представляет, чтобы в армию могла как-то просочиться женщина?! Кришна ответил, что просочилась тем не менее – и уже очень давно. Бхишма снова возмущенно сказал данеможетбыть – как такое можно долго скрывать?! Кришна ответил, что, мол, было бы желание, и поддержка – например, от сверхъестественных сил – обязательно найдется, а в обсуждаемом случае до сабжа, по сути, никому в армии нет особого дела, поэтому догадаться мог бы разве что тот, кто нагрузил свою душу неадекватными для нее обетами насчет женщин – но в хастинапурской армии, видимо, таких нет; однако это никак не отменяет нынешних претензий Кришны – раз на обсуждении договорились, что на поле боя будут только мужчины, то там и должны быть только мужчины. Бхишма опять подтвердил, что на поле боя должны быть только мужчины, но сказал, что он без понятия, на кого намекает Кришна – и почему бы ему прямо не сказать, о ком речь? Кришна ответил, что пусть это лучше скажет тот, чьи слова Бхишма точно не поставит под сомнение.
Кришна закрыл глаза, как-то там помедитировал – и в шатре вдруг появился вот такой субъект, который оказался царем якшей.

Как по мне, какой-то малопредставительный царь у якшей, но, с другой стороны, мы же не знаем, от каких дел его оторвал Кришна. К тому же, принципа «королю всё прилично»(с) никто не отменял.

Кришна и Бхишма с ним уважительно поздоровались, и он тоже уважительно ответил на их приветствие и спросил у Кришны, что от него нужно. Кришна попросил у царя – не мог бы тот приказать сейчас материализоваться здесь своему подданному якше Стхуне. Царь ответил, что легко – и, видимо, вышел на какую-то телепатическую связь со Стхуной. Однако по результату этой довольно долгой телепатии царь изменился в лице и недовольно сказал, что он очень извиняется, но, к сожалению, это не просто нелегко, а невозможно: когда-то – достаточно давно по человеческим меркам – Стхуна отдал свою материализацию какой-то девушке, которую из-за ее женского пола не брали в армию, а она очень хотела, и Стхуна ее пожалел – хотя это категорически запрещено всякими якшевыми законами и правилами, и сразу после окончания этой беседы Стхуна получит от него по метафизическим рогам! Кришна тогда попросил у царя выйти еще раз на телепатическую связь со Стхуной и спросить у него, не помнит ли он каких-то подробностей об этой девушке. Царь сказал ок – и после этого сеанса сообщил, что Стхуна кое-что знает о ней, потому что она регулярно благодарит его за помощь, и он это чувствует: она таки стала, как и хотела, известным на всю Бхарату военачальником, и зовут ее Шикханди.
У Бхишмы по лицу прошел ряд противоречивых эмоций, и он сказал, что если Шикханди якша, то, конечно, он не должен выходить на поле боя.
Тут царь якшей категорично возразил, что Шикханди к его народу не имеет никакого отношения – к его народу относится Стхуна, который еще получит по метафизическим рогам за случившееся, но от того, что он сделал нехорошее и отдал свою материализацию человеку, якшей он быть не перестал, а этот человек не стал якшей и как был человеком, так и остался. Чтобы развеять все сомнения, царь упомянул то, что если они все тут знают эту Шикханди, то видят же, что ей нужно есть, спать, стричься и тому подобное, что якшам не надо, а кроме того ее человеческая душа заставляет материализацию Стхуны меняться со временем – то есть стареть.
Кришна вставил свое слово – Шикханди действительно не якша, однако мужчиной в своей жизни он не был ни одного дня, так что на Курукшетру он всё равно выходить не должен.
Признание Шикханди женщиной, похоже, потребовало от Бхишмы серьезной внутренней борьбы, но после нового ряда противоречивых эмоций на лице он объявил, что согласен с Кришной – Шикханди не должно быть на поле боя, а еще его в принципе не должно быть в армии - и не будет!

***

Во второй половине дня, когда солнце уже стало клониться к закату, Карне окончательно поплохело – сначала боль усилилась, а потом он и вовсе потерял сознание, но кровь всё продолжала медленно течь из его ран. Шикханди еще когда таскал Карну на себе, сильно испачкался в его крови, но сейчас и на нем, и на его коне уже «живого» места не было.
Наконец они доскакали до цели.

Это место мы видели в 16-й и 17-й сериях – там Кунти когда-то вызвала Сурью, а потом, пока не переехала в Хастинапур, постоянно приходила туда страдать от воспоминаний того, как из-за страха осуждения ей пришлось сплавить по речке впаренного божеством ребенка. Теперь этот «ребенок» снова оказался здесь с ней – но Кунти, конечно, об этом не подозревала.

Кунти спешилась, села на берегу в медитативную позу и попросила Шикханди положить Карну ей на ноги так, чтобы там оказалась верхняя израненная часть его тела. Так только генерал справился с задачей, Кунти сказала, что теперь для успешных «переговоров» с Сурьей о милости им с Карной нужно остаться только вдвоем, поэтому Шикханди надо сейчас же уехать отсюда. Генерал сказал, что не вопрос – если ритуал требует отсутствия свидетелей, то он уедет, но когда ему вернуться? Кунти ответила, что возвращаться не надо: она потом поедет в свой родной город к родственникам – точнее родственницам, потому что все родственники сейчас в лагере «белых», - и там останется на ночь, выздоровевший Карна сам сможет решить, что ему делать, а вот генералу хорошо бы поскакать изо всех лошадиных сил обратно на Курукшетру – и пусть он, как только доскачет, сразу же отправит гонца к ее сыновьям, что с ней всё хорошо и она скоро вернется к ним в лагерь.
Шикханди заволновался и сказал, что он точно не поедет сейчас на Курукшетру, а, возможно, он вообще туда не вернется… Кунти так удивилась, что не дослушала, а, перебив, спросила, почему генерал не хочет возвращаться. Шикханди ответил, что, разумеется, он хочет вернуться, но после случившегося не знает, насколько это будет правильно с его стороны – короче, ему по этому поводу надо посоветоваться с Шивой, и он поскачет в его храм, который они недавно проезжали; там он, кроме общения с Махадевой, еще попытается достать себе другую одежду и вымыть свою лошадку – да и всё равно конь уже сильно устал, а в такое время найти ему замену проблематично. Но Шикханди пообещал, что если по результатам разговора с Шивой он завтра вернется на Курукшетру, то он обязательно передаст Пандавам то, что она просит – кроме того, если вдруг что-то пойдет не так, то до рассвета он точно будет в этом храме, и Кунти сможет его там найти.
После этого разговора Шикханди ускакал оттуда, оставив Кунти вместе с бесчувственным телом Карны. Пока она ждала, когда генерал с гарантией окажется достаточно далеко, то, зная, что он, даже если будет оглядываться, всё равно ничего не сможет увидеть, дала волю слезам и прочим чувствам, которые она с переменным успехом скрывала с самого утра – от души порыдала над Карной, погладила его волосы, запачканные кровью из порезанных ушей, и поговорила о том, что скоро все его раны заживут и ее голова еще полежит на его прекрасной груди.

И вот Кунти решила, что время пришло – прекратила свои рыдания, кое-как вытерла слезы, сосредоточилась, закрыла глаза, сложила руки перед грудью в молитвенном жесте и прочитала Сурье ВРТ-шную мантру от Дурвасы.
Сурья проявился, чтобы телепортировать ей сделанного ребенка.


Кунти открыла глаза и увидела, что, попав в свет, исходящий от божества,...


...Карна начал шевелиться, и кровотечение у него, кажется, остановилось. Впрочем, он всё равно еще не приходил в сознание и раны не затягивались.
Кунти протянула руки к Сурье, чтобы получить ребенка, но заметила, что он что-то не спешит в ответ поднимать свою руку для характерного благословляющего жеста.
Действительно, Сурья был поражен тем,...


...что когда-то, на этом же месте, Кунти сидела со своим полученным от него ребенком и с заплаканными глазами – как и сейчас, с тем же "ребенком", и Сурья для нее опять последняя надежда спасти этого "ребенка" от неминуемой смерти…


Однако Кунти проинтерпретировала эту заминку совсем иначе – по-новой расплакалась и стала умолять Сурью простить ее за то, что она когда-то отказалась от того ребенка, которого он ей подарил, и не лишать ее теперь из-за этого своей милости, а все-таки дать ей еще одного ребенка.
Сурья расстроенно сказал ей, что она опять вызвала его не по назначению и заставила сделать никому не нужного здесь ребенка, а это нехилое проклятие для его будущей судьбы, которое не могут уравновесить даже самые распрекрасные благословения.


Кунти не стала отпираться, а бросилась во всякие обещания и клятвы, что этому ребенку она будет рада, подарит ему всю свою материнскую любовь и заботу, которая уравновесит любое проклятие; она обязательно вырастит его как своего сына, несмотря ни на какое осуждение ближних и дальних – она готова принять все сопутствующие трудности как свою неизбежную судьбу и как искупление за тот прошлый грех, который она совершила, чтобы этих трудностей избежать.
И опять Сурья уже видел такое.


Но потом он вспомнил, что сделанного ребенка в любом случае надо телепортировать – и наконец-то поднял руку с благословляющим жестом.


Кунти снова протянула руки за ребенком – и в тех ярких солнечных лучах, которые пошли из ладони Сурьи к ней,...


...все раны Карны тут же зажили, вся кровь – даже с одежды Кунти – чудесным образом исчезла, мочки на ушах отросли, а его сознание вернулось к нему со всей ясностью. Карна открыл глаза, увидел своего божественного покровителя и, пораженный, сложил руки в молитвенном жесте, но пока искал слова для обращения к нему, светящееся облачко в руках Кунти превратилось в ребенка, и Сурья исчез.

@темы: Кришна, Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, жесткая серия, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 204

Шалья

Накула и Сахадева поехали со своей красной дорожкой, но так и не нашли перед кем ее расстилать. Дяди Шальи с армией не было на предполагаемом пути, да и каких-то свежих следов от многочисленных всадников, вроде, тоже не было. Короче, близнецы там покрутились и решили, что они с дядей разминулись, и он уже в основном лагере возмущается, что племянники не оказали ему при встрече должного уважения - и им сейчас стоит туда поехать. Но в лагере «белых» ни дядя, ни его армия не объявлялись, что было странно – может, он вообще решил не участвовать в войне, хотя обещал же поддержать в ней своих родных… или случилось что-то…
В конце концов дядя там объявился, но один, без армии,...


...и флешбеками рассказал, что произошло. В дороге его встретил очень длинной красной дорожкой и с большими почестями,...




...как он думал, Юдхиштхира...


...и сказал, что братья заняты, поэтому у них не получилось приехать, но дядя обязательно скоро увидит своих племянников в лагере. Однако прежде чем ехать туда, ему и войску предложили передохнуть в лесу… В общем, дядя на этом отдыхе, думая, что перед ним Юдхиштхира, присягнул ему на верность в этой войне от себя и от своей армии – и только когда они все-таки доехали до лагеря, он понял, что это лагерь Кауравов и он поклялся воевать на их стороне; увы, фарш назад уже не выкрутить, так что он теперь может только молиться о победе Пандавов,...


...а сражаться ему придется против них.
Вообще дядя очень возмущался и ругал всякими нехорошими словами "красных" – особенно Дурьодхану и Шакуни, которые там больше всех запудривали ему мозги. Близнецы в свою очередь страшно возмущались, что дядя их предал. В итоге договорились до того, что Сахадева пообещал убить Шакуни за все его схемы,...


...а Накула пообещал убить самого Шалью за предательство.


Дядя, конечно, от этого дополнительно расстроился...


...и еще поругал Дурьодхану и Шакуни – но, разумеется, это ничего не изменило, и он уехал назад в лагерь Кауравов под всяческие проклятия от своих племянников.

***
Пандавы решили собраться в шатре Дхриштадьюмны и обсудить, что им теперь делать на поле боя, когда у них там не будет ни армии Мадры, ни полководческого опыта Шальи, зато всё это получили в свое распоряжение «красные» – но после обеда. Война же еще не началась, обед был по расписанию, и как раз подошло его время. И тут оказалось, что Кунти нигде нет. Это было странно - Арджуна, когда уезжал из госпиталя, был уверен, что мама уже уехала оттуда в лагерь. Он, кстати, поначалу немного дулся на близнецов из-за инцидента с Карной, но когда стало понятно, что боеспособность их армии вдруг резко упала и надо пересмотреть всю уже разработанную стратегию сражения, то случившееся утром отошло далеко на второй план; хотя не исключено, что Арджуну на этот счет еще в госпитале сильно успокоила Кришни после чего он благополучно сбежал в основной лагерь, не дожидаясь, пока у него начнется еще и острый приступ чувства вины перед ней.
В лагере Пандавы ничего ценного про Кунти не выяснили - она рано утром куда-то уехала из лагеря и после этого ее никто не видел. Тогда близнецы вместо обеда поехали в госпиталь, чтобы всё-таки узнать, куда подевалась мама.

***

Единственное, что близнецы выяснили в госпитале у докторов, было то, что мама и Шикханди с умирающим Карной куда-то скоропостижно ускакали. Хотя доктора заверяли, что Кунти поехала вместе с генералом вполне добровольно и в сторону, противоположную лагерю Кауравов, но всё это было подозрительно и стрёмно. Тем более, у Сахадевы проснулась интуиция и стала настойчиво сообщать ему – правда, как всегда без подробностей, - что с мамой происходит (скоро будет происходить?) какой-то треш.
Близнецы решили со всей этой инфой снова ехать в основной лагерь, но тут к ним в госпиталь привезли коня, который сломал ноги. Поскольку для волшебной медицины это было довольно плевое дело, то Накула решил все-таки сначала вылечить коня. Вдруг оказалось, что волшебная медицина не работает, а конь как не мог встать на ноги, так и дальше не может. Попробовал Сахадева – с тем же неутешительным результатом. Стали проводить всякие эксперименты над другими животными, а также на каких-то незначительных порезах на себе, и выяснили, что кое-какие остатки былой роскоши всё же сохранились, но настоящие медицинские чудеса закончились, и коня таки пришлось убить (РИП, жалко ;(). Накула предположил, что это из-за всех недавно случившихся переживаний – и вообще, у них сегодня какой-то невероятно «черный» день, который начался прямо с самого утра, когда они проспали Арджуна зачем-то притащил сюда Карну и сделал всем нервы своей драмой, но завтра, скорее всего, волшебство восстановится. Сахадева опять прислушался к интуиции, которая у него как раз сильно обострилась из-за мамы, и сказал, что волшебные умения когда-то, наверное, восстановятся, но война к тому времени уже закончится.

***
Итого, близнецы вернулись в лагерь с: 1) мамы в госпитале нет, и последний раз ее видели рано утром, когда она куда-то ускакала с Шикханди и с умирающим Карной; 2) волшебной медицины в тех объемах, которые имели бы какое-то принципиальное значение для боеспособности их армии, у них теперь нет.
Юдхиштхира сразу отправил гонца в лагерь Кауравов с вопросом, нет ли там Кунти. Но тот гонец не успел еще скрыться из виду, как к ним прискакал гонец от «красных» с вопросом, нет ли у них генерала Шикханди. Пандавы его тут же отправили назад с сообщением, что генерал еще рано утром уехал из их лагеря с Карной – в каком состоянии был Карна уточнять не стали.
Потом Пандавы собрались всё-таки на военный совет в шатре Дхриштадьюмны вместе с ним и с Кришной. Основательно поиграв в солдатиков над картой Курукшетры, пришли к выводу, что раз волшебной медицины больше нет, то пусть близнецы возьмут на себя командование кое-какими частями армии, и это позволить провести ряд маневров. Накула и Сахадева, которые там уже искрились от всех случившихся неудач, признали, что такой вариант теперь будет наилучшим, и добавили, что, сражаясь на поле боя, они точно смогут осуществить то, что недавно грозились сделать - убить дядю Шалью и Шакуни!
Однако всё равно ничего обнадеживающего не выходило - без армии Мадры «красные» быстро загонят их в глухую оборону, а без волшебной медицины долго в этой обороне не выстоять. Война начиналась только послезавтра, но «белые» уже чувствовали себя так, как будто сегодня проиграли ее.








Взял слово Кришна. Он всем сказал, что действительно теперь можно победить только одним способом: выкинуть из голов и из сердец всякий мусор типа кому-то отомстить, всемдоказать, вернуть несправедливо отнятое, почесать ЧСВ славной победой и тому подобное, а сражаться исключительно за то, за что Пандавы вызвались воевать в Индрапрастхе перед тем, как уйти оттуда в изгнание - за восстановление в обществе истинного значения дхармы, и быть готовыми пожертвовать в этой войне не только собой, но и всем, что им дорого.


После этого Кришна вышел из шатра Дхриштадьюмны, посмотрел на солнце, уже склонявшееся к западу, сел в свою колесницу и поехал в лагерь Кауравов.

@темы: Кришна, Шикханди-АУ, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 203

В госпитале

В госпитале всех прискакавших встретило несколько докторов. Увидев Карну, они сказали, что медицина бессильна и вообще странно, что пациент до сих пор еще живой при таких-то ранах и потере крови, но волшебство принцев поможет – они в главном докторском шатре, если, конечно, еще не уехали, как планировали. Пока доктора предложили перенести Карну в, так сказать, реанимацию – в одну из палаток, приготовленных для особо тяжелых раненых, которые уже послезавтра должны были объявиться там в количестве.
Тут Карна, которого Шикханди пока не снимал с лошади и у которого, видимо, как и у генерала, были сильные сомнения насчет того, что Накула и Сахадева захотят его лечить, попросил у Кришны, чтобы тот привел к нему Кришни – он хотел бы сейчас извиниться перед ней за то, что было на игре в кости. Кришна пообещал передать ей его слова.
Все, кроме Шикханди, двинулись в сторону главного докторского шатра – Арджуна и Кунти в быстром темпе, а Кришна за ними не торопясь. Генерал опять взял Карну на руки и понес его туда, куда ему указывали доктора.

***
Накула и Сахадева еще были в главном докторском шатре, но уже очень спешили на выход. Они там, видимо, проспали увлеклись медицинскими делами и, пока надевали в дорогу бронежилеты, переживали, что как бы они сейчас ни спешили, а красная дорожка всё равно получится не такой длинной, чтобы дядя Шалья со своим скандальным характером остался доволен. Кришни была там же и заверила их, что по приезде его обязательно удастся отвлечь на что-то приятное, и он сразу забудет, что племянники не оказали ему достаточного уважения при встрече. Но несмотря на эту спешку и переживания, оба были в позитивном настроении, а Кришни при своем обычном оптимизме и улыбке. Она собиралась тоже выйти с близнецами из шатра, чтобы помахать им ручкой после их отъезда.
Но тут в шатер влетели Арджуна и Кунти и стали хватать близнецов за руки с требованием немедленно бежать в реанимацию, чтобы вылечить Карну. Никто из троих сначала не понял, о чем речь и как Карна вообще оказался в их госпитале. Всё прояснилось, когда туда пришел Кришна и спокойно рассказал: недалеко отсюда, у речки, Карна срезал с себя бронежилет и сейчас истекает кровью у них в реанимации, а еще Карна попросил Кришни прийти туда, чтобы извиниться перед ней за то, что было на игре в кости.
От позитивного настроения Накулы и Сахадевы сразу не осталось и следа – перспектива спасать жизнь Карне сильно их возбудила, и они категорично и очень эмоционально от этой перспективы отказались, заявив, что ничего подобного они делать не будут: сдохнет – и прекрасно!
Арджуна пустился в объяснения – тоже очень эмоциональные, - что так он не сможет выполнить свою клятву, и братья сами должны понимать, как для него важно выполнить свое обещание и самому наказать их обидчика; кроме того, он хочет, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений, что он лучший лучник в Бхарате, поэтому Карну надо не только поставить на ноги, но и пришить ему назад исчезнувший непробиваемый бронежилет!
Близнецы не прониклись и покричали брату, что им это всё равно, и они будут только рады, если Карна сдохнет прямо сейчас и от него не будет никакого вреда на поле боя – а еще они торопятся на встречу с дядей, и не надо их задерживать подобными возмутительными идеями: как Арджуне вообще могло прийти в голову, что они будут спасать того, кто на игре в кости захотел раздеть Кришни!
Тут Кунти сказала, что она прямо требует спасти Карну – как бы там ни было, а он великий воин и заслужил достойную смерть.
Сахадева на это ответил – Карна тру-кшатрий, что ли, чтобы обеспечивать ему какую-то там славную смерть на поле боя?! А Накула еще добавил, что Карна на игре в кости требовал раздеть Кришни – и после этого достойной смерти он как раз не заслужил, а при зеркальной ситуации Карна точно не стал бы помогать никому из них и был бы рад их смерти так же, как они его!
Кунти сказала, что Накула не прав и Карна никому из них не желает смерти, но близнецы просто еще раз повторили, что мама не знает, о чем говорит – и вообще, им надо сейчас изо всех лошадиных сил скакать к дяде, а не доказывать то, что на игре в кости стало совершенно очевидным – что Карна подонок!
Снова подключился Арджуна с тем, что всё так и Карна подонок – но наказать его должен только он и в поединке, потому что именно такую клятву он дал на игре в кости и речь идет о его репутации великого воина!!!
Кришна не вмешивался в этот скандал, а довольно отмороженно за ним наблюдал. Кришни тоже поначалу не вмешивалась, но наблюдала с более живым интересом, а потом отошла куда-то вглубь шатра и вернулась с двумя тарелками, в которых была волшебная мазь для заживления ран. Они сунула в руки каждому близнецу по тарелке и сказала, что она, конечно, догадывалась, что приказы матери они выполняют всё-таки избирательно, но сюда, на Курукшетру, они приехали как доктора, и по их докторской дхарме им полагается оказывать медпомощь всем, кто о ней попросит, поэтому сейчас они должны выполнить просьбу мамы и брата о медпомощи Карне, пойти в реанимацию и там сделать то, что им предписывает врачебный долг – спасти жизнь умирающему. Близнецы посмотрели каждый в тарелку с мазью, потом недовольно друг на друга, а потом сказали Кришни, что дядя же… Но она не стала снова слушать о том, что дядя будет ругаться из-за слишком короткой красной дорожки, и сказала, что для врача медпомощь умирающему важнее, чем встреча дяди, а царь Мадры не маленький – сам догадается, куда ехать, и не заблудится даже без красной дорожки.
Потом она обратилась к Кришне: она еще на игре в кости говорила, что к Карне у нее нет никаких претензий, и его извинения ей не интересны; кроме того, она только год скрывалась с тех пор, а в остальные годы нигде не пряталась, и если Карна для своих извинений дождался того времени, когда уже не может донести их до нее своими ногами, то подобные извинения не стоят даже тех усилий, которые от нее требуются, чтобы дойти до реанимации – короче, сама она идти к Карне отказалась.
Арджуна на это повосклицал о том, что это у Кришни, может быть, нет претензий к Карне, а у него есть и очень большие – и Карну надо непременно поставить на ноги, чтобы Арджуна смог по справедливости наказать его за то, что было на игре в кости!
В итоге все ушли из шатра, кроме Кришни – близнецы, конечно, с большим неудовольствием.

***

За это время доктора в реанимации дали Карне какое-то обезболивающее и промыли его раны, но кровь у него не останавливалась, а продолжала медленно сочиться - и вообще ему стало заметно хуже, чем было в начале серии, когда его только привезли в госпиталь: боль стала сильнее, а обезболивающее не действовало, и Карна уже практически всё время стонал и бился в судорогах.
Впрочем, когда вся компания из прошлой сцены, кроме Кришни, объявилась в палатке, то Карне вдруг несколько полегчало, и Кунти даже получила его всегдашний влюбленный взгляд, однако совсем скоро боль вернулась. Накула и Сахадева подошли поближе, и оказалось, что когда они слушали в главном докторском шатре о том, что Карна истекает кровью, то они явно не представляли себе всех масштабов трагедии. Но сейчас, когда они увидели, что Карна весь в крови, всё вокруг него уже тоже в крови, и он время от времени вскрикивает от боли, то в их головах возникла соответствующая аналогия - тем более что они, вроде, не видели Карну со времен игры в кости. Накула бросил тарелку с волшебной мазью на пол (и она от этого благополучно разбилась) и сказал, что никакой медпомощи он, разумеется, Карне оказывать не будет – плевать и на докторскую дхарму, и на братскую репутацию великого воина, потому что за то, что было на игре в кости, Арджуна всё равно не сможет наказать Карну справедливее, чем это сделала сама судьба: Карна хотел раздеть Кришни – так вот его и «раздело», и пусть тут истекает кровью, пока не сдохнет!
Сахадева выразил солидарность с решением брата без слов – просто так же разбил свою тарелку с волшебной мазью об пол, и оба собрались уходить. У самого выхода Накула сказал всем докторам, чтобы они сейчас же ушли оттуда и никакой медпомощи Карне больше не оказывали – и доктора вышли за близнецами. Сразу же из палатки выскочил Арджуна, и еще были слышны кое-какие крики про то, что Карна подонок и всё справедливо, про красную дорожку, про бремя неисполненной клятвы и про помноженную на ноль репутацию великого воина.

***
Теперь в палатке остались, кроме Карны, только Кунти, Шикханди и Кришна. Оказалось, что Карне опять стало получше, и Кунти, которая после всего этого была в полном отчаянии, получила от него новый влюбленный взгляд. Так только крики снаружи затихли и стало окончательно ясно, что Накула и Сахадева не вернутся назад, то Шикханди, который все время стоял у кушетки Карны, сказал, что раз так, то он сейчас заберет его в их лагерь. Тут Карна даже смог внятно сказать, что он не хочет никуда ехать, а хотел бы остаться здесь и умереть в полном одиночестве – параллельно он бросал всякие взгляды на Кунти в надежде, что она поймет, что он просит на самом деле. Шикханди очень удивился и стал предлагать в таком случае привезти к нему тех из их лагеря, кого он попросит, но Карне опять стало хуже, и он уже ничего внятного не мог сказать, только головой мотал – то ли в знак отказа, то ли просто от боли.
У Кунти к отчаянию еще добавилось возмущение тем фактом, что Шикханди, с которым Карна всего лишь пересекся в Анге когда-то давным-давно, теперь может без стеснения бегать вокруг него как ему заблагорассудится, а она не может даже толком поплакать над любимым и всё время должна следить за своими словами и поведением – и если бы даже она узнала, что и сам генерал не считает свое положение относительно Карны особо завидным, то это вряд ли бы ее утешило. Однако как бы Кунти ни следила за собой, а плаксивая натура взяла верх,...


...и видя, что Шикханди заметил ее слезы, она стала невнятно их оправдывать тем, что ей стыдно за своих сыновей, которые оказались такими жестокими. Несмотря на все заминки, генерал воспринял слова Кунти серьезно и ответил, что это окнорм - месть не предполагает милосердия, и принцев можно понять.
После этих слов генерала к нему подошел Кришна и спросил – а на что готов сам Шикханди ради мести? Генерал ответил, что он сам ради мести готов на всё и на месте Накулы и Сахадевы тоже не стал бы спасать Карну, но Шива – его божественный покровитель – не одобряет месть, и по его требованию Шикханди, конечно, всегда и не только в вопросах мести задвигает личное и следует всем указаниям Махадевы, тем более что… Тут генерал грустно посмотрел на Карну и добавил, что какие бы протесты не вызывали иногда в его душе веления Шивы, а всё равно со временем оказывается, что его божественный покровитель абсолютно прав… Кришна, однако, не для того замутил свою комбинацию, чтобы послушать, что нетаких нет, и сказал генералу, что как личное не задвигай, а всё равно оно никуда из сердца не девается – несмотря ни на какие указания Шивы и его благосклонность, Шикханди ведь по-настоящему не отказался от возможности осуществить свою месть, и желание возмездия горит в его сердце; и если генерал сейчас перейдет на сторону Пандавов, так мало того, что перестанет служить преступной власти, так еще и сделает свою мечту и предназначение своей жизни реальностью – а кроме того, навсегда войдет в историю как великий полководец, не проигравший ни одного сражения, и как человек, благодаря которому в Бхарате наступила новая эра.
Генерал еще раз сказал, что он во всех вопросах – в том числе в вопросах мести – доверяет Шиве и если его божественный покровитель считает его служение преступной власти не таким большим грехом, как его желание мстить, но Шикханди принимает волю Махадевы как лучшее решение для своей жизни; а бессмертной славой его соблазнить не получится – он проклят тем, что его имя не останется в истории. Кришна ответил, что действительно все славные дела Шикханди войдут в историю под другими именами, но это еще можно изменить - Кришна снимет с генерала это проклятие, если тот перейдет на сторону Пандавов и больше не вернется в лагерь Кауравов. Шикханди сказал, что на самом деле обессмертить своё имя не так важно для него – главное, что он сделал что-то такое, что войдет в историю, и всё равно это именно он будет жить дальше в своих делах, а не кто-то другой, независимо от того, кого в будущем станут считать автором этих дел, и не страшно, если его собственное имя история забудет. Тут Кришна хитро посмотрел на генерала и сказал, что всё верно и мир так устроен, что дерево не знает вкуса своих плодов, но Шикханди напрасно думает, что история забудет его имя – она забудет его как автора его славных дел, но само его имя обязательно сохранится; и Шикханди ведь любит свое имя, и ему нравится, что сейчас его имя известно всем в Бхарате – но понравится ли генералу, как будет звучать его имя в истории, если она оставит его без его славных дел, и там останется только то, что останется – «подумайте об этом» (с).
Оставив генерала с этим предложением задуматься над его словами, Кришна направился к выходу. Уже откинув полу палатки, Кришна обернулся и обратился к Кунти – мол, пойдемте, тетя, раз Карна пожелал умереть в одиночестве.
Вдруг Карне опять полегчало – и опять Кунти получила от него всякие невербальные сигналы, что на самом деле он пожелал провести свои последние моменты жизни рядом с ней. Кунти очень тормозила с уходом и постоянно оглядывалась на Карну,...


...но, конечно, закончилось это всё равно тем, что он и Шикханди остались в палатке только вдвоем. Генерал, пользуясь улучшением состояния Карны, снова начал у него спрашивать – если Карна не хочет, чтобы его увозили в их лагерь, то можно привезти кого-то сюда… может, кого-то из Анги… или Дурьодхану… Последнее было сказано с большими сомнениями, потому что генерал переживал, не начнется ли война прямо здесь, если Дурьодхану сейчас привезти в «белый» госпиталь и показать ему умирающего Карну. Однако Карна все предложения отверг, еще раз повторил, что хотел бы умереть здесь и в одиночестве, поблагодарил Шикханди за беспокойство и заботу – и вообще довольно трогательно поговорил о том, как ему в последние годы не хватало дружбы генерала и как в Анге всё напоминает о потерянном друге… а еще как жаль, что ему не повезло так, как повезло Шикханди - его божественный покровитель за всю его жизнь так никогда и не проявился перед ним…
Однако сильные боли вернулись - Карна стал метаться на больничной кушетке и стонать, и ему было тяжело говорить дальше. Но тут у Шикханди окончательно сложился пазл насчет этих колебаний самочувствия Карны – он бросился к выходу из палатки и поднял ее полу. Извне на Карну стали попадать прямые солнечные лучи, и он сразу перестал стонать и метаться. Тогда Шикханди опять сгреб Карну на руки, выбежал с ним из палатки и стал укладывать на свою лошадь, несмотря на протесты Карны.

***
Кунти, конечно, все невербальные сигналы Карны распознала, поэтому далеко оттуда не уходила, а ждала, когда же генерал выйдет из палатки, чтобы самой вернуться туда. Но когда она увидела, что Шикханди выбежал с Карной и собирается его увозить, она тут же оказалась рядом со своим негодованием – Карна ведь не захотел отсюда уезжать, и генерал должен его здесь оставить. Карна это, конечно, тут же подтвердил - и влюбленный взгляд на Кунти, разумеется, прилагался. Но его генерал не слушал, а сказал Кунти, что Сурья же божественный покровитель Карны, и под лучами солнца ему легче, чем в палатке, и он умрет только после заката – однако за это время его еще можно попытаться спасти: Кришна же сказал на берегу, что раны Карны заживут в лучах милости Сурьи!!! – значит, надо сделать так, чтобы Сурья проявился и попросить его о милости. Дальше генерал озвучил свой план по вызову Сурьи: когда-то Бхишма рассказывал ему, что он после смерти своего брата был в таком отчаянии, что хотел выстрелить в солнце – и тогда Сурья проявился перед ним и успокоил*; так вот, Шикханди попросит Бхишму сделать такое еще раз, а там, когда Сурья проявится, то Карна уже сам сможет попросить его оказать ему милость и исцелить его… и даже если вдруг Сурья откажет, то, по крайней мере, перед смертью сбудется мечта Карны – он увидит своего божественного покровителя.
Тут Шикханди, конечно, сам себе задал приблизительно тот же вопрос, что он задавал Кунти недавно на берегу реки по поводу Накулы и Сахадевы – а зачем Бхишме, который терпеть не может Карну, ради его спасения заставлять Сурью проявляться? – Чтобы Карна мгновенно выздоровел и на поле боя по приказу Дурьодханы убил его любимых внуков…
Шикханди обвел «белый» госпиталь диким взглядом и сказал, что всё получится – он пообещает Бхишме что угодно за то, чтобы тот сейчас заставил Сурью проявиться.
Но Кунти, видимо, было сомнительно, что есть что-то такое, что Бхишме нужно от Шикханди сверх того, что он может получить от генерала за счет военной субординации, и она решительно объявила, что Бхишма не нужен – она сама может вызвать Сурью с гарантированной милостью, но… Тут Кунти обвела всё вокруг диким взглядом и сказала, что она может вызвать Сурью, но не здесь, однако если не терять времени, то раньше, чем сядет солнце, можно доскакать туда, где она это сделает – только генерал должен помочь ей довезти туда Карну.
Короче, из госпиталя изо всех лошадиных сил поскакали два коня - конь генерала, понятно, был нагружен еще и умирающим Карной.

*Дело было в 5-й серии.

@темы: Кришна, Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, жесткая серия, Кришни, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 202

Негодование Арджуны

Прибежал Арджуна – именно прибежал, потому что, видимо, когда он просто шел к реке, чтобы встретиться с Кришной, он услышал с берега крики и перешел на бег, чтобы быстрее понять, что случилось. Он еще застал момент, как весь залитый кровью Карна передавал Кришне свой срезанный экзоскелет и как тот исчез.
Арджуна спросил у Кришны, что происходит. Кришна спокойно ему ответил, что всё нормально – он попросил у Карны его непробиваемый бронежилет, и тот срезал его с себя.


Арджуна стал ужасно возмущаться, зачем друг это сделал?! – он ослабил его врага, и победа над ним теперь не принесет ему никакой радости!!! Кришна так же спокойно, а еще немного насмешливо ему ответил, что вообще-то цель грядущей войны не в том, чтобы Арджуна порадовался. Но тот не унялся, а выдал ему: мало того, что Кришна не верит в его полководческие способности, так он, оказывается, сомневается еще и в его лучном мастерстве и в силе его Гандивы – Арджуна мог бы победить Карну и при его бронежилете, но теперь все скажут, что он взял верх только потому, что Карна стал слабым…
Тут истекающий кровью Карна собрал остатки сил и опять пафосно сказал, что это он лучший лучник Бхараты, слабым он не стал, и нынешнее отсутствие у него непробиваемого бронежилета никак не поможет Арджуне победить его… Но это уже было последнее, на что он был способен в своем состоянии – после этих слов он рухнул на землю, сделал несколько попыток встать, но у него ничего не получалось, и он так и остался лежать.
Арджуна на самом деле если и обратил на него внимание, то только на его слова «лучший лучник». Он продолжил выливать свои претензии на Кришну – сейчас, когда он слышит прославления его лучного искусства, он всегда думает, что если бы в ашраме Дрона не заставил Экалавью отрезать себе большой палец, то, может, это он стал бы лучшим лучником Бхараты, а не Арджуна; и вот опять подобная история повторилась – ну как Кришна мог с ним так поступить, друг называется!!!
Кришна снова насмешливо ему сказал, что, мол, придется смириться с тем, что в грядущей ядерной войне на всю Бхарату никто не будет чесать Арджуне ЧСВ и дуть на его детские комплексы. Лежащим рядом Карной никто из них не заморачивался.

В этот момент туда своим обычным быстрым галопом прискакал еще один заяц Шикханди, который закончил все свои утренние смотры строя и песни и, как вчера обещал Кришне, ехал в лагерь Пандавов. Одет он был так очень при параде, со всеми своими наградными бусами и в плаще. Ясное дело, завидев такую картину, он остановился, спешился и сначала осмотрел всё вокруг своим внимательным огненным взглядом, а потом подбежал к Карне и наклонился над ним. Карна был в сознании, опознал его и даже сказал что-то вроде того, что не нужно беспокоиться и с ним будет всё хорошо. Но Шикханди не особо слушал его слова, а тут же сбросил свой плащ – и он практически весь ушел на перевязку Карны. Арджуна затих со своими возмущениями, а Кришна даже с респектом смотрел, как генерал оказывает Карне первую медпомощь, но совсем недолго, потому что тут как раз со стороны лагеря Пандавов к ним прискакала Кунти – еще при первом знакомстве с ней в 16-й серии было показано, что она хорошо умеет в лошадь. Естественно, она не случайно туда приехала одна и верхом - это было их место встречи с Карной, откуда они должны были потом вдвоем куда-то ускакать на своих конях.
Кунти тоже остановилась и спешилась, завидев такую картину, но ничего вокруг не осматривала, а бросилась к Карне.


Однако в какой-то момент она все-таки притормозила себя, боясь, что то ее внимание, которое она действительно хотела бы оказать ему, покажется подозрительным остальным. Карне же никакая боль не помешала посмотреть на ее своим обычным влюбленным взглядом, и он ей тоже сказал, что не нужно за него беспокоиться и он поправится – вид его, разумеется, никак не подтверждал его слова.
В общем, имея возможность в плане помощи любимому Карне разве что посмотреть, как его перевязывает Шикханди, она спросила, что произошло. Тут Арджуна снова включил свои возмущения и нажаловался маме на друга, как тот не пощадил его репутацию воина и превратил будущую победу Арджуны над Карной в фейк, заставив его врага номер один срезать с себя бронежилет. Кунти пришла в шок, а Шикханди, не отвлекаясь от перевязки, спросил, как такое было возможно, если сам бронежилет предохранял Карну от куда более ничтожных ран. Кришна ответил ему, что это же было благословение Сурьи, и поскольку Карна в этой войне на стороне преступной власти, то его божественный покровитель отказал ему в своей поддержке. Шикханди не смотрел в этот момент на Кришну, и тот не мог рассчитывать, что генерал уловит намек его ответа в его взгляде, но он попытался интонациями донести до генерала, что в опале божественного покровителя нет ничего хорошего.
Шикханди закончил перевязку достаточно быстро – он же всё делал очень быстро по древнебхаратским меркам, и сказал Кришне, что его визит в лагерь Пандавов придется отложить – он должен сейчас отвезти Карну в их госпиталь. Генерал тут же взял Карну на руки и стал укладывать на своего коня.
Кришна сказал, что отложить визит - это не вопрос, но, к сожалению, медицина в данном случае бессильна – исцелять раны, полученные от опалы божественного покровителя, нужно в лучах его милости, а не в госпитале.
Сложно сказать, кого это поразило больше – Кунти или Арджуну, но пока Кунти подбирала слова, чтобы они никому не показались подозрительными, Арджуна возмутился, кажется, уже на свой максимум – друг, оказывается, не только лишил его триумфа победы над врагом номер один, но и возможности выполнить свою клятву убить Карну?!!!
Потом всё-таки заговорила Кунти. Она сказала, что обычная медицина, может, и бессильна, но не волшебная медицина Накулы и Сахадевы, поэтому они должны как можно быстрее отвезти Карну в их госпиталь. Арджуна это сразу поддержал – братья просто обязаны вылечить Карну, а желательно еще и пришить ему назад исчезнувший непробиваемый бронежилет, чтобы Арджуна потом смог одержать над ним тру-победу и выполнить клятву убить своего врага номер один!
Поскольку Шикханди, конечно, не собирался никому там делегировать Карну и для него всё это значило, что он сейчас с ним поскачет не в «красный» госпиталь, а в «белый», то он спросил – главным образом обращаясь к Кунти как к автору идеи: Карна ведь личный враг принцев Накулы и Сахадевы – они точно захотят оказывать ему какую-то медпомощь? О самой волшебной медицине он, наверное, знал от разведки.
Кунти ответила, что в любом случае они не ослушаются ее материнского приказа спасти жизнь Карне своей волшебной медициной, но ее практически тут же перебил Арджуна с заверениями, что братья, несмотря ни на какую вражду, войдут в его личное положение и дадут ему возможность выполнить свою клятву убить Карну!
Вдруг Кунти и Арджуна одновременно вспомнили, что Накулы и Сахадевы, может быть, уже и нет в госпитале – они же с утра собирались ехать встречать своего дядю Шалью с армией Мадры. Однако потом решили, что даже если они не застанут там близнецов, то всё равно далеко они уехать еще не успели, и Арджуна поскачет вдогонку, чтобы вернуть хотя бы одного из них.
В общем, Арджуна и Кунти изо всех лошадиных сил ее коня первыми поскакали в «белый» госпиталь, указывая дорогу Шикханди с Карной, а Кришна нашел коня Карны и, не особо напрягаясь, поехал за ними.

***
Пока все участники предыдущей драмы скакали навстречу новой, Дурьодхана и Шакуни тоже довольно поспешно ехали в колеснице, но не одни – с ними была еще довольно пышная свита, среди которой мы увидели знакомое лицо, которое нам не попадалось со времен игры в кости – Ашваттхаму.
Дурьодхана просил Шакуни не выносить ему мозг: он и так прекрасно знает, что Карна дурак, а Шикханди слишком умный, и что преданность Карны ему это фейк, а преданность Шикханди Бхишме это идеал – но генерал точно не собирается переходить на сторону Пандавов, что бы там дядя ни подслушал в его разговоре с дедушкой; как дяде вообще приходит такое в голову – вчера на обсуждении правил сражения он видел со стороны Шикханди хоть что-то пропандавское? – Дедушка и Дрона действительно сидели там с трагическими лицами, а Шикханди мыслями был уже понятно где – на послеотбойной гулянке с приехавшими ангийцами, и Дурьодхана, как и обещал дяде, его вчера там нашел, расспросил насчет предполагаемого визита к «белым», не нашел в его словах абсолютно ничего подозрительного и в итоге решил, что отсутствие Шикханди в лагере с самого утра им только на руку - иначе генерал точно сейчас углядел бы их отъезд, и хотя сам он вряд ли стал бы мешать нынешней дядиной схеме, но сразу доложил бы о ней Бхишме, а вот дедушка, разумеется, тут же прикрыл бы лавочку.
Шакуни проворчал, что племянник, сам же говоря такое, всё равно не признает очевидного – Шикханди верен не Хастинапуру, а лично Бхишме, и если Дурьодхана позволил генералу сегодня поехать к «белым», то он такой же дурак, как его Карна, и в следующий раз он увидит Шикханди уже на поле боя – на стороне Пандавов.

@темы: Кришна, Карна, Кунти-Карна-АУ, Шикханди-АУ, жесткая серия, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 201

Карна срезает бронежилет

Мы снова оказались в лагере «белых», но уже на рассвете.


Там мы увидели беседующих Кришну и Арджуну. Почему Кришна не спал в такой ранний час очевидно – он же в конце прошлой серии сказал, что с самого утра будет заниматься своими комбинациями, а почему не спалось Арджуне, он сам сейчас объяснил – вчерашние сомнения друга в его полководческих способностях лишили его покоя.


Кришна сказал, что Арджуна величайший воин Бхараты и у него в этом нет сомнений, но когда в конфликт вмешиваются боги со своим бесценным божественным мнением, а на кону - возможность восстановить в обществе истинное значение дхармы как справедливости для всех его членов, то лучше перебдеть, чем недобдеть. Арджуна спросил: разве боги не беспристрастны и не поддерживают их борьбу за справедливость, на что Кришна ответил, что в теории боги, конечно, беспристрастны и за справедливость, но на практике они нараздавали всяких благословений кому попало, хотя их никто об этом не просил – и с этим надо что-то делать, причем срочно. Арджуна поинтересовался, какие именно благословения друг имеет в виду – если речь идет о благословении дедушки умереть по собственному желанию, то как оно им может помешать, ведь в этом сражении, само собой, никто и не собирается убивать дедушку, поскольку для победы достаточно нанести ему поражение в поединке и взять в плен. Кришна строго посмотрел на Арджуну и сказал, что друг не прав – этот оплот старого мира должен непременно погибнуть, иначе не стоило и собираться тут на всебрахатскую ядерную войну,...




...однако свое благословение на смерть по желанию Бхишма получил от человека – своего отца, а такие благословения «обойти» легче, чем благословения, данные непосредственно богами, и при этом никакой бог точно не примет близко к своему метафизическому сердцу то, что его благословение «обошли»; в случае Бхишмы так вообще можно деморализовать его до желания умереть, несмотря ни на какие его клятвы, но Кришна надеется, что всё окажется проще и никому не придется этим заниматься.
Потом Кришна сказал, что пойдет прогуляться у реки за пределами лагеря. Арджуна тоже захотел присоединиться к другу, но поскольку уже скоро у него должен был начаться утренний смотр строя и песни, то он сказал, что появится там попозже, когда всё закончится.

***
Теперь мы увидели Карну, который в это время – на восходе солнца – традиционно для себя поклонялся Сурье.


Пока это неочевидно, но сразу напишу тут две вещи, чтобы потом на них не отвлекаться: 1. по берегу этой реки проходила самая короткая дорога между лагерями «белых» и «красных»; 2. сейчас Карна находился куда ближе к лагерю Пандавов, чем к лагерю Кауравов.

В своей утренней молитве Карна просил у Сурьи помощи в том плане, чтобы его божественный покровитель указал путь, по которому Карна должен идти, чтобы не нарушить оба свои обещания: первое - верно служить Дурьодхане, а значит, выполнить его приказ убить Пандавов, и второе – обещание Кунти не убить никого из ее сыновей.
Тут на берегу объявился Кришна, вынул Карну из молитвенного состояния и прочитал ему мега-мораль, и близко не сравнимую с тем, что было в 100-й и 192-й сериях – о том, что Карна не следует своей истинной дхарме, ради которой ему с рождения были даны великие возможности, и проклятие о том, что его знания не смогут спасти его от смерти, обязательно сбудется, потому что эти знания он приобретал не из праведных мотивов, то есть не для того, чтобы сделать потом мир лучше, а из тщеславия - для того, чтобы всемдоказать, что он круче тру-кшатриев, и в критический момент эти знания покинут его и никому ничего он доказать не сможет. В итоге Кришна сказал, что Карна оказался недостоин тех благословений, которыми Сурья одарил его и которые даются лишь избранным, так почему он теперь удивляется, что его божественный покровитель, наделивший его особой силой, отвернулся от него, не хочет перед ним проявляться и что-то ему советовать – а самое главное, совесть постоянно говорит Карне фактически то же самое, что сейчас сказал ему Кришна, а он постоянно пытается заглушить ее голос и вернуть покровительство Сурьи благотворительностью, но это совершенно бесполезно, потому что благотворительность должна идти от чистого сердца, а не от неспокойной совести. Всё свелось, естественно, к тому, что Карне надо перестать в этой войне поддерживать преступную власть, а переходить на сторону Пандавов и внести свой вклад в сверхзадачу восстановления в обществе истинного значения дхармы как справедливости для всех его членов – и прямо удивительно, что Карну с его бэкграундом еще надо уговаривать не служить той власти, при которой дхарма это не справедливость, а средство для системного оправдания насилия, обмана и эксплуатации, и присоединиться к тем, кто воюет против нее, в то время как ему даны возможности самому организовать борьбу с такой властью за лучший мир!
Карна всё это выслушал со скорбным страдающим видом и ответил, что он ведь еще на переговорах сказал, что в этом вопросе он не принадлежит себе и служит Дурьодхане, исполняя свою клятву, но чем Кришне не угодила его благотворительность – чем плохо то, что он никогда не отказывает тем, кто его о чем-то просит?
Кришна этот вопрос проигнорировал, а задал свой – готов ли Карна сейчас не отказать ему в его просьбе, тем более что он на тех самых переговорах уже пообещал ему что угодно в качестве компенсации за свое участие в беспределе на игре в кости.
Карна ответил, что, конечно, готов – он очень сожалеет о том, что участвовал в том беспределе, искренне раскаивается в этом и готов в качестве компенсации отдать что угодно из того, что принадлежит лично ему.
Тогда Кришна попросил у Карны его золотые серьги и непробиваемый бронежилет.
Карна сразу вышел из своего страдающего настроения и возмутился, что Кришна просто заговаривает ему зубы дхармой, а на самом деле всё это делается только для того, чтобы помочь своему другу одержать победу над соперником, и, выходит, правильно Шакуни всегда говорил о том, какой Кришна хитрый и коварный!
Кришна ответил ачётакова – если Карна считает интересы друга своим личным приоритетом, то почему бы Кришне не считать интересы друга своим личным приоритетом? – Однако если Карна все-таки одумается и перейдет на сторону Пандавов, то от него больше ничего и не надо в качестве компенсации за участие в беспределе на игре в кости – одного раскаяния достаточно, и серьги с бронежилетом он может оставить при себе. Карна еще раз сказал Кришне – но тоже уже не в скорбном тоне, а в решительном, - что он не нарушит своего обещания другу и будет служить ему на поле боя всем, чем может – в том числе и своим непробиваемым бронежилетом.
Кришна стал откровенно разводить Карну на слабо – мол, не потерял ли часом Карна веры в свое мастерство и не отказывается ли он сейчас отдать свой непробиваемый бронежилет потому, что боится быть побежденным на поле боя, а, учитывая проклятие, и убитым.
Этот развод Кришне удался – Карна пафосно заявил, что, разумеется, он самый лучший воин Бхараты и непобедим за счет своих умений, а не за счет бронежилета, и если для доказательства его способностей ему надо остаться без бронежилета, то он готов, но только это никак не возможно – это часть его тела, и он не может его как-то снять, равно как и серьги, а поскольку бронежилет сам по себе предохраняет его тело от любого физического вреда, то и срезать их не получится.
Кришна хитро усмехнулся и сказал ему: Карна получил свой бронежилет и серьги от Сурьи как возможность исполнить свою истинную дхарму, но сейчас Карна пообещал ему что угодно из того, чем он владеет, а серьги и бронежилет это, безусловно, его собственность, поэтому если Кришна сейчас уйдет отсюда без них, то это будет значить, что божественное благословение помешало Карне выполнить своё обещание; и если Карна сейчас попросит у Сурьи забрать у него это благословение для того, чтобы такого не произошло, то тот откажет ему только в одном случае - если Карна в своей жизни делает именно то, ради чего Сурья дал ему этот бронежилет и серьги, то есть следует своей истинной дхарме, потому что она выше любых обещаний и клятв.
Карна, всё в таком же возмущенном состоянии, толкнул еще одну пафосную речь – на этот раз глядя на солнце, - чтобы Сурья забрал у него свое благословение и таким образом дал ему возможность сдержать слово, а главное - всемдоказать, что он действительно самый лучший воин в Бхарате за счет своего мастерства, а не за счет непробиваемого бронежилета. Солнце от этого обращения слегка поменяло свою конфигурацию,…


…а Карна вытащил нож и полоснул себя по уху.


Как всегда, когда телу Карны угрожали какие-то увечья, у него проявился его золотой экзоскелет,...


...однако в этот раз он не помог – и так Карна получил свою первую в жизни рану. Разумеется, ему было очень больно, но это его никак не остановило, и он тут же полоснул себя по другому уху. Так обе сережки вместе с мочками оказались у него в руке, и он с гордым видом протянул их Кришне.


Тот в ответ протянул свои руки, но как только сережки ушли из руки Карны, они сразу исчезли.
Карна продолжил свои самоистязания – стал срезать с себя золотой экзоскелет, который так и не пропал.


Это было и сложно, и больно, так что Карна уже не просто морщился от боли, как было с серьгами, но и кричал.


Однако когда дело было закончено, то Карна протянул Кришне экзоскелет с не менее гордым видом...


...и словами, что его другу это никак не поможет - у Карны достаточно способностей и мастерства, и он всё равно остался таким же непобедимым, как был, и лучшим лучником, чем Арджуна.
Экзоскелет постигла та же участь, что и серьги – уйдя из рук Карны, он исчез. Сам Карна оказался в таком виде.


Грудь и спина у него были все в кровоточащих ранах, как будто с них сняли кожу. Из оставшихся без мочек ушей тоже сочилась кровь.

@темы: Кришна, Карна, жесткая серия, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 200

Обсуждение правил сражения

Для обсуждения правил будущего сражения на выезде из лагеря Кауравов разбили большой шатер - естественно, красный. Снаружи возле него были Бхишма и Шикханди – они должны были встретить делегацию от Юдхиштхиры. Вдалеке как раз показалась колесница Кришны.
Все остальные участвующие в переговорах хастинапурцы были, видимо, в шатре. Ну, как все – практически сразу оттуда тихонько вынырнул Шакуни и подслушал всё, о чем говорили Бхишма и генерал.
Когда кроме едущего впереди Кришны стало видно еще шесть колесниц, то Бхишма, понимая, кто едет в пяти из них, опять позволил себе всякие слезы-сопли, говоря Шикханди, что главнокомандующим армии Пандавов, конечно же, сделали Арджуну – и за что ему такая страшная судьба воевать против любимого внука. Шикханди ответил Бхишме, что вот за это Великий зря переживает – главнокомандующим станет, скорее всего, царь Мадры, который приедет к Пандавам только завтра, или же им стал тот, кто сейчас в шестой колеснице… пока не видно, кто это... Бхишма спросил, почему генерал так думает – мол, царь Мадры, конечно, очень опытный и воевать умеет – с этим не поспоришь, но Арджуне нет равных... кроме Шикханди, конечно…
Шикханди, не дожидаясь, пока это перейдет в очередной вынос мозга по поводу того, что генералу нечего делать на стороне преступной власти, быстренько ответил на прямой вопрос Бхишмы: в войсках Пандавов самая сильная армия это армия Панчала, которая воюет как раз не за них, а за свою принцессу, и как-то сомнительно, чтобы царь согласился на кого-то из своих псевдо-зятей в качестве главнокомандующего – нет, там компромиссная фигура… Вроде бы сначала Шикханди хотел ограничиться только этой причиной, однако, посмотрев на Великого и его слезы-сопли, решился таки на следующую: это же личная трагедия для его внуков – в частности, для Арджуны, что им приходится сражаться против дедушки, и их наверняка разумно дистанцировали от этого поста, а они и сами были рады от него дистанцироваться. Разумеется, тут Шикханди сказал и то «Бэ», ради которого перед этим сказал «А» - мол, Великому тоже, может быть, именно в этом сражении стоит передать кому-то пост главнокомандующего… сам Шикханди не отказался бы его принять, если Бхишма посчитает его достойным, так что если он захочет…
У Бхишмы мгновенно высохли все слезы-сопли, он грозно зыркнул на Шикханди и, не дав ему закончить, сказал, что этот пост его долг и клятва, и никакие личные трагедии не остановят его от выполнения своих обязанностей, а генерал и так прекрасно знает, чего от него хотел бы Бхишма!
Однако дальнейшего выноса генеральского мозга не последовало, поскольку Кришна уже подъехал, сошел с колесницы и подошел к ним. Он вежливо поприветствовал обоих, хотя по отношению к Бхишме вежливость была, как всегда, холодной, а вот с Шикханди он поздоровался очень даже приветливо. Для завязки разговора генерал воспользовался темой их с Бхишмой нынешней беседы – мол, мы как раз гадаем, кто же в армии Пандавов получил пост главнокомандующего. Кришна в своей тролльской манере ответил ему, что им стал тот, кто и должен был стать – разве в Хастинапуре он не сказал генералу, что этот пост будет занимать сын царя Друпады? – Может, генерал забыл и о том, что обещал посетить их лагерь и встретиться с сыновьями царицы Кришни? Генерал ответил, что о своем обещании он не забыл – но все его огненные глаза уже были на приближающейся шестой колеснице и ее хозяине. Кришна сказал, что отлично – как насчет того, чтобы генерал приехал к ним завтра утром? Шикханди ответил, что не вопрос – как только у него закончатся все утренние смотры строя и песни, он приедет в лагерь Пандавов. Тут, конечно, генерал кивнул на Бхишму и сказал, что, разумеется, если его командир не будет против – и в двух словах объяснил Великому, что еще в Хастинапуре пообещал Кришне приехать к «белым» с личным визитом. Бхишма взглянул сначала на веселого Кришну, потом - очень многозначительно - на Шикханди и ответил, что у него на этот счет нет никаких возражений и хорошо бы генералу там остаться насовсем.
После этого Бхишма и Шикханди подошли к как раз выгрузившимся из колесниц Пандавам и Дхриштадьюмне – и теперь огненные глаза генерала были уже в основном на тилаке царского рода Панчала. Немного пустили его страстной музыкальной темы в ее полулирической версии.
А Кришна заметил подслушивающего Шакуни, подошел к нему и включил уже не веселого, а сурового тролля: спросил, не забыл ли тот, что война идет на самом деле уже очень давно, и в этой войне они меряются обманом, и за все схемы – прошлые и будущие – Шакуни получит от него равнозначный ответ и мало ему не покажется? Шакуни поинтересовался, значит ли это, что Кришна собирается в этой войне нарушить свое обещание не брать в руки оружия. Кришна ответил, что для победы в этой войне ему не нужно никакое оружие. Шакуни посмеялся, что, мол, зря Кришна так верит в силу Пандавов. Кришна сказал, что он верит не в Пандавов, а в себя, и воюет не за них, а за дхарму – и, в отличие от Шакуни, в его сердце нет ни привязанностей, ни корысти, ни страха, поэтому победа ему обеспечена.

***

Итак, от «белых» на обсуждении было семь человек – Пандавы плюс Кришна плюс Дхриштадьюмна, которого назначили главнокомандующим, а от Хастинапура шестеро – Дурьодхана, Шакуни, Духшасана, Бхишма, Шикханди и Дрона. Не исключено, что Дурьодхана планировал захватить на эти переговоры и Карну, но в свете произошедшего утром решил лишний раз не мозолить товарищем дедушкины глаза.
Поскольку Дурьодхана представлял там Дхритараштру, то есть верховную власть Хастинапура, то ему и полагалось вести переговоры, однако он эти обязанности делегировал дяде. Шакуни начал свою речь с того, что раз стороны пришли к тому, что разрешить их конфликт возможно только военным путем, то лишь честное сражение может обеспечить признание правоты победившего в нем; под честным сражением подразумевается то, что обе стороны будут проводить боевые действия без нарушений закона, традиций и прочих принципов дхармы – в том числе и тех договоренностей, которые будут достигнуты на этой встрече. Видимо, помня недавний троллинг от Кришны, Шакуни отдельно обратился к Юдхиштхире с вопросом – остался ли он до сих пор так бескомпромиссно предан дхарме и можно ли теперь положиться на его слово, что он не допустит адхармы в своей армии? Тот ответил – да, конечно, следование дхарме не предполагает никаких компромиссов, и он гарантирует, что при сражении со стороны его армии всё будет честно и по закону.
Тут вмешался Дурьодхана и, обращаясь к Кришне, сказал, что честное сражение подразумевает также то, что противники меряются вполне конкретными видами оружия, и гипноз в их число не входит, а вот эти конкретные виды Кришна пообещал не использовать. Кришна ответил, чтобы Дурьодхана не беспокоился: в этой войне только дхарма будет его оружием; а еще, поскольку он воюет за дхарму, она же будет защищать его и Пандавов и станет их непробиваемым бронежилетом - такого оружия и такого бронежилета в армии Дурьодханы точно нет ни у кого.
Короче, и Дурьодхану немного потроллил.

Потом обсудили, собственно, традиционные правила ведения войны, и там практически все со всем согласились: поединки возможны только в формате «один на один», в такой поединок двух воинов нельзя вмешиваться, и в нем противники должны использовать одинаковое оружие; нельзя атаковать раненых, безоружных, тех, кто готов сдаться в плен, и тех, кто приносит на поле боя воду или выносит оттуда раненых; нельзя вести никаких боевых действий вне поля боя; если все воины командира побеждены, то он обязан сдаться в плен; нарушителей закона, традиций, нынешних договоренностей и прочей дхармы ждет трибунал и смертная казнь.
Первое, что вызвало горячие споры, стало время начала и окончания боевых действий. Традиция обозначала эти моменты, как «начало дня» и «конец дня». Если с «началом дня» возражений не было – момент, когда солнечный диск весь окажется над линией горизонта, то признавать «концом дня» тот момент, когда солнечный диск полностью скроется за линией горизонта, Дурьодхана категорически отказывался – что, конечно, не удивительно. Он заявлял, что концом дня нужно считать наступление полной темноты, когда сражаться без искусственного освещения уже невозможно. Разумеется, больше всего эта дискуссия возбудила Арджуну, и он заявил, что в таком случае и после наступления темноты он продолжит сражение, так как для него это возможно.




Тут Шикханди и Бхишма переглянулись, и генерал выступил с тем, что здесь все компетентные люди и понимают, что на самом деле вот этот спорный промежуток – от момента, когда солнечный диск полностью скрылся за горизонтом, до момента наступления полной темноты – это не то время, за которое можно выиграть войну, поэтому он предлагает, чтобы сигнал к началу и окончанию сражения подавал Бхишма своей раковиной – оба сигнала должны быть поданы не раньше, чем солнечный диск полностью покажется над линией горизонта/скроется за ней. После этого предложения Бхишма добавил, обращаясь к Пандавам, что он надеется, что внуки не будут дальше спорить, а согласятся с этим просто из уважения к нему – он в свою очередь обещает беспристрастность при подаче этих сигналов.
Юдхиштхира ответил, что раз дедушка просит – то принято.
Дальше Шикханди заговорил про ракшасов – сказал, что традиция, конечно, запрещает в человеческих войнах прямое участие сверхъестественных сил, но в данном случае Хастинапур хотел бы, чтобы Пандавы все-таки сейчас словами через рот подтвердили согласие с этой традицией и отказ от ее нарушения, поскольку на их стороне есть кровное родство с ракшасами.
Тут, конечно, начался спор насчет того, что военная помощь отцу это долг сына, но Шикханди очень быстро это всё свел к тому, что сама кровная связь это результат адхармы, а последствия адхармы не могут быть признаны дхармой,…


…поэтому и ракшасы, и другие нелюди не могут участвовать в войне между людьми, даже если они связаны с людьми кровным родством.
Пандавы еще попробовали зайти с того бока, что они согласны не привлекать ракшасов до тех пор, пока со стороны Хастинапура будет всё честно, но первый же обман – или даже попытка обмана – даст им возможность решить вопрос привлечения сына Бхимы и подчиненных ему ракшасов на их усмотрение. Шикханди тут возразил, что за нарушение дхармы в этом сражении полагается трибунал и смертная казнь, а не признание адхармы дхармой и отказ от нынешних договоренностей.
Одновременно с ведением дискуссии Шикханди делал то, что обещал Бхишме – не давал никому из хастинапурцев и слова вставить в этот спор, хотя Шакуни и Дурьодхана местами очень хотели. Но вот совсем оставить Бхишму в стороне от этого вопроса у генерала не получилось – Кришна прямо попросил его дать свой комментарий. Бхишма сказал, что согласен со всем, что только что сказал генерал, и добавить ему нечего – последствия адхармы есть адхарма, и в этом сражении на поле боя должны быть только те, кому и положено воевать по традиции в человеческих войнах – то есть мужчины.




Шикханди спросил у Юдхишхиры, согласен ли он с Бхишмой, и тот ответил, что да – дедушка прав, последствия адхармы есть адхарма, и в этой войне на поле боя не будет ракшасов, а только мужчины.

***

Кришни не уехала назад в госпиталь, а дождалась возвращения делегации в основном военном лагере, чтобы вместе с отцом, Виратой и Кунти услышать о результатах переговоров. На ее главный вопрос ей ответили, что это будет все-таки слишком сильно, если сказать, что их прямо «обложили» дхармой, но осадок остался – ракшасов нельзя будет привлечь, а значит, учитывая все остальные факторы, победить будет не так просто, как было бы с ними. Поскольку при рассказе, конечно, несколько раз помянули имя Шикханди, то Кришни уточнила – это тот известный хастинапурский военачальник, который не проиграл ни одного сражения и у которого границы империи всегда на замке, но при этом неуклонно расширяются? Арджуна ответил, что да, тот самый – и это серьезный противник, который умеет воевать, но он и сам умеет воевать, поэтому в первый же день битвы он планирует вывести его из рядов хастинапурской армии, то есть прорваться в его ставку и победить. Кришна усмехнулся, а потом обратился к подруге и сказал ей, что Шикханди это тот человек, который первым предположил, что засуха в Кхандавапрастхе – это не проклятие Индры, а его знак, что настоящие сокровища этого места находятся не на земле, а под землей, и там надо провести георазведку, а приграничные леса с рептилоидами выжечь и развернуть вместо них сельское хозяйство. Кришни немного удивилась и спросила – генерал, что ли, из-за этого имеет какие-то, так сказать, авторские претензии на Индрапрастху? Кришна посмеялся и сказал, что нет – у Шикханди нет никаких претензий на Индрапрастху; он это рассказал просто для того, чтобы она поняла, что они имеют дело с очень непростым человеком, и он может привести другой пример – Шикханди это тот человек, который в кратчайшие сроки превратил ангийские руины с магадховским боевиком за каждым деревом в процветающее царство, отстроенное по последнему слову прогресса.
Тогда Кришни спросила, что конкретно связывает этого Шикханди с Кауравами и нельзя ли его как-то перекупить – например, поскольку уже окончательно решено, что после победы она станет царицей Хастинапура, то ему можно пообещать за переход на их сторону как раз Индрапрастху, потому что если в этот раз она правильно поняла, что хотел сказать Кришна, то он, вроде бы, высокого мнения об управленческих качествах генерала, а она, конечно, доверяет другу, и поэтому готова отдать своё царство в эти «хорошие руки». Тут вмешался Дхриштадьюмна и сказал, что вообще-то народная молва считает Шикханди сыном Бхишмы – если это правда, то, как неоднократно повторяли только что на переговорах, воевать на стороне отца это долг сына, и перекупить генерала никак не получится. Кришна сказал, что это неправда и официальная версия ближе к истине, чем народная молва – Шикханди это сын какого-то дашарнского нонейма*, однако пусть даже никто среди Кауравов ему не друг, не брат и не отец, но сказочно богатой Индрапрастхой перекупить генерала точно не получится; в этот раз подруга правильно поняла его: судьба одарила Шикханди потрясающими способностями к государственному управлению, а еще невероятной успешностью, так что если бы он хотел стать царем, то давно бы уже им стал, но у него немирный дух, и не для мира его душа пожелала прожить на этом свете еще одну человеческую жизнь, поэтому его тянет на войну, и все свои управленческие таланты он стремится реализовать не на стройках века, а в армии – и это значит, что пока Арджуна будет прорываться в ставку генерала, тот уже и войну выиграет; но по-хорошему надо бы душе Шикханди уже дать возможность исполнить то желание, с которым она пришла на этот свет, и после этого навсегда успокоиться. Кришни спросила, почему же генерал вообще поддерживает преступную власть, если никто среди Кауравов ему не друг, не брат и не отец? Кришна ответил, что грехи его прошлой жизни породили у него привязанности в этой, он давно заблудился в своих желаниях и уже не различает, к чему на самом деле стремится его беспокойная немирная душа, поэтому он хочет воевать за «красных» – впрочем, если царь Друпада попросит Шикханди перейти на их сторону, пообещает сделать его главнокомандующим армии Панчала и вообще поговорит по душам, то не исключено, что генерал изменит свои взгляды и примет другое решение насчет себя.
Друпада, когда его сейчас упомянул Кришна, заволновался, а потом сказал, что он готов – теперь уже, к сожалению, поздно, но завтра утром он поедет к «красным», где попросит генерала принять его и предложит ему место главнокомандующего своей армии. Кришна посмотрел на него с видом «ага, так он и согласился тебя принять» и ответил, что пока что это бесполезно и завтра никуда ехать не надо, но в нужный момент генерал сам сюда приедет, и Друпада сможет с ним поговорить – однако для того, чтобы этот так нужный им момент наступил, уже сейчас требуется создать для него комбинацию возможность, и Кришна завтра с самого утра собирается этим заняться а заодно и второго зайца подстрелит.
Это было воспринято как намек на то, что завтра у Кришны ожидается сложный день, и все стали расходиться по своим спальным шатрам, а близнецы и Кришни поехали в госпиталь.

*В сериале нигде ни разу не прозвучало имя жены Друпады, так что Кришна здесь как бы и не соврал .

@темы: Кришна, Шикханди-АУ, Кришни, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 199

Три дня до войны

Серия открылась вот таким кадром, который будет нас теперь «преследовать» до конца сериала и обозначать, что действие переходит в военный лагерь Хастинапура.

Палатки лагеря сделаны под цвет знамени рода Куру. Короче, «красными» в войне оказались хастинапурцы.

Потом мы перешли в шатер Бхишмы и, кроме хозяина, из знакомых лиц увидели Шакуни, Дурьодхану, Шикханди и…


…Сушарму – живого и непокоцаного своей революционной ситуацией. Как раз сегодня, за три дня до начала войны, он дошел до поля будущей битвы со своим войском и сейчас клялся Бхишме от себя и от армии Тригартхи в том, что они в предстоящем сражении будут исполнять все его приказы. Что-то подобное мы видели в 47-й серии – приблизительно так Шикханди клялся в верности Бхишме, о чем генерал, глядя на происходящее, с неудовольствием вспомнил.
Потом Бхишма благословил на победу и Сушарму, и командующих его армии. Опять же что-то подобное мы видели во времена покорения Анги – только тогда Бхишма благословлял сразу всех командиров союзной армии Хастинапура, вызванных туда, их было больше, и дело было на открытом воздухе, а теперь все поместились у него в шатре. Но, видимо, присутствие Шикханди заставило Бхишму вспомнить тот случай, несмотря на отличия – это же была их первая встреча, и, соответственно, тогда душа Бхишмы впервые просигнализировала ему, что этот человек сможет освободить ее из тюрьмы человеческого тела.
После окончания благословений генерал увел оттуда всех тригартхцев показывать им, где он расположил их войска. Потом, вроде, к ним должен был присоединиться Бхишма для того, чтобы обсудить, какие у Хастинапура виды в этой войне на вооруженные силы Сушармы.

Но пока что Бхишма остался у себя в шатре, и когда все «чужие» уши оттуда ушли, остановил Дурьодхану, который, вместе с дядей тоже засобирался на выход. Бхишма спросил у внука: а почему это Карна, который здесь присутствует с самого первого дня, до сих пор не дал ему клятву верности – или он не собирается выходить на поле боя? Дурьодхана этот вопрос услышал впервые, но он явно не застал его врасплох: он мгновенно перешел в предистеричный режим и заявил, что Карна, конечно, будет выходить на поле боя – вместе с ним, но только никаких клятв его друг дедушке не даст - Карна присутствует на этой войне как его личный телохранитель и будет выполнять только его приказы.




Бхишма сказал, что это бред – он здесь главнокомандующий, а это значит, что абсолютно все хастинапурские воины на поле боя должны подчиняться ему и беспрекословно выполнять его приказы. Дурьодхана ответил, что на этой войне он представляет своего отца – то есть верховную царскую власть в Хастинапуре, - и Карна со своим непробиваемым бронежилетом нужен ему именно как его защита, а не как плюс один воин в хастинапурской армии. Бхишме сказал, что защита наследного принца тоже входит в его обязанности, и это он решает, как такая защита должна быть организована. Дурьодхана не согласился, сославшись, что на этой войне у дедушки и так слишком много обязанностей, и обязанности своей защиты он решил возложить на Карну. После этого он попросил больше его сейчас не задерживать – он же хочет встретить длинной красной дорожкой своего тестя, который с армией Каши уже должен быть где-то на подъезде.

***
Как только Шакуни и Дурьодхана оказались за пределами шатра Бхишмы и стали погружаться в колесницы для отъезда, дядя настойчиво попросил племянника не ссориться с Бхишмой из-за своего Карны,...


...и если тот так настаивает на присяге, то пусть Карна присягнет. Дурьодхана возразил, что война ему нужна в первую очередь для того, чтобы убить Пандавов, и победа будет ему как поражение, если хотя бы один останется в живых, а дедушка, конечно, как его обязывает клятва, приведет непобедимую армию Хастинапура к победе, но, разумеется, он сделает всё, чтобы его дорогие Пандавы не погибли; а вот у Карны никаких подобных сантиментов нет – он ненавидит Пандавов, и непробиваемый бронежилет на всё тело позволит товарищу победить даже Арджуну со всем его лучным мастерством и ядерными боеголовками наконечниками в колчане, а значит, убить и его, и его братьев, но для того, чтобы это случилось, Карна не должен быть обязан подчиняться приказам Бхишмы. Короче, Дурьодхана категорично заявил, что если для достижения своей главной цели, ради которой и замутилась вся эта война, ему надо будет поссориться с дедушкой, то он поссорится.




***

Через какое-то время Бхишма и Шикханди, видимо, закончив все дела с армией Тригартхи, вернулись к Бхишме в шатер. Там Бхишма, вспомнив о недавнем разговоре с Дурьодханой, отдал приказ какому-то солдату вызвать к нему Карну. Шикханди вопросительно посмотрел на Бхишму, и тот рассказал генералу, что его подозрения оправдались – внук точно хочет, пользуясь ненавистью Карны к Пандавам, приказать ему убить их в этом сражении, а ведь Бхишма так надеялся, что хоть ему и приходится из-за своей клятвы участвовать в этой войне на стороне преступной власти, но, по крайней мере, он сможет не допустить смерти своих внуков, с которыми и так обошлись со всех сторон несправедливо – и он не допустит и сейчас же потребует от Карны или присягнуть ему на верность, или немедленно убраться отсюда в Ангу!
Вернулся солдат и сказал, что Карны в лагере нет – он поехал встречать армию Анги, что несколько удивило Шикханди. Но потом генерал увидел, как это расстроило Бхишму, и его опять стали терзать смутные сомнения: сможет ли Великий в таких слезах и соплях по поводу своей личной трагедии командовать хастинапурской армией так, чтобы привести ее к победе, даже если захочет – и задумался, что же ему делать, если вдруг окажется, что не сможет или не захочет.
Но тема Карны, вроде бы, исчерпала себя, и Шикхинди заговорил о другом – и так мы узнали, что сегодня кроме присоединения к войскам Хастинапура армий Тригартхи, Каши и Анги в их лагере позже должно было пройти еще одно важное мероприятие, а именно приезд делегации от Юдхиштхиры, чтобы договориться о всяких технических нюансах предстоящего сражения. Шикханди, оборачивая информацию в десять слоев ваты по поводу того, что вынужден затронуть такой жуть-адхармичный вопрос, о котором он знает не по слухам, а лично от Великого, и, соответственно, знает, как Бхишма всё это принимает близко к сердцу, сообщил, что доложила ему разведка: учитывая численное преимущество армии противника и прочие факторы, делающие победу Пандавов крайне иллюзорной, они решили позвать на эту войну сына Бхимы и его ракшасов; хотя прямое участие в человеческих военных конфликтах каких-то нечеловеческих сил не допускается, но в данном случае такое нарушение постфактум можно оправдать тем, что поддержка кровных родственников в войне есть долг перед семьей, а семейные узы священны. Шикханди предлагал поднять этот вопрос на предстоящей встрече и прийти к тому, что обе стороны прямо пообещают не привлекать на поле боя нечисть. Одновременно Шикханди предлагал полностью взять эту однозначно неприятную для Бхишмы дискуссию на себя, раз уж Великий посчитал целесообразным присутствие генерала на этой встрече. Бхишма со всем согласился – и с тем, что привлекать на поле боя ракшасов нечестно, и с тем, что кругом жуть-адхарма – и в его семье тоже, и с тем, что Шикханди его очень обяжет, если позволит ему остаться в стороне от подобных обсуждений.

***
Тут вернувшиеся Шакуни и Дурьодхана завели в шатер к Бхишме царя Каши и его военачальников, и так состоялась встреча царя с Шикханди, которая оказалась не менее трогательной, чем их прощание в 47-й серии. Военная субординация позволяла генералу лишь поздороваться с ним, но Шикханди поклонился ему не просто как старшему, а как очень уважаемому старшему, однако тут же был поднят царем со словами, что ему всегда было ясно, что Шикханди далеко пойдет и его имя прогремит на всю Бхарату, и царь гордится тем, что стоял, так сказать, «у истоков». Генерал в свою очередь сказал, что царь всегда любил его больше, чем его родной отец, и имя его смогло прогреметь исключительно благодаря поддержке и заботе царя. После этого царь спросил, увлекается ли еще Шикханди всякими фокусами на лошадях. Генерал улыбнулся и ответил, что теперь он уже больше смотрит за тем, чем увлекаются его ученики. Царь Каши поговорил о том, что узы между учителем и учениками выше и священнее кровных, так что судьба просто сделала очевидным то, что было понятно еще с самого начала - на метафизическом уровне они с Шикханди родные люди.
Дурьодхана, видя, что ему удалось успешно сбросить тестя на Шикханди, сказал Шакуни, что сейчас ему нужно встретиться с Карной – скорее всего, с надеждой, что тот воспримет это как намек, что племянник хотел бы уже сменить компанию дяди на компанию друга, и не увяжется за ним.

***
Шакуни, однако, увязался за племянником и по дороге в шатер Карны прокомментировал это в том ключе, что прекрасно понимает, почему Дурьодхана волнуется: пока они отсутствовали, Карна уже, разумеется, вернулся в лагерь, и за это время Бхишме удалось окучить его клятвой верности несмотря на то, как его дхармичный дурак дышал по поводу своей пожизненной преданности другу. Дурьодхана огрызнулся, что вот тут ему как раз нечего волноваться - Карна терпеть не может дедушку еще с тех пор, как тот оставил его без приза в каком-то соревновании, и пока у него есть повод не служить Бхишме, его никакой дхармой не окучишь присягать ему на верность.
В шатре Карны им сказали, что хозяин еще не вернулся. Шакуни саркастически поинтересовался, не в Ангу ли часом Карна поехал встречать свою армию? Дурьодхану, кажется, очень даже устроило нынешнее отсутствие друга, и он решительно потребовал, чтобы дядя оставил свои замечания насчет Карны при себе. Но Шакуни не оставил – спросил, понимает ли вообще племянник, какая такая необходимость была ехать встречать армию Анги? – то, что Дурьодхана хотел встретить здесь своего тестя длинной красной дорожкой, понятно, но для ангийского командующего это слишком много чести – вон Сушарма, как и все предыдущие союзники, доехал и не заблудился… Тут вдруг у Шакуни характерно сверкнули глаза, и он сказал, что ему только что пришла в голову кое-какая схема, которая, кажется, сможет им помочь еще больше увеличить численное преимущество хастинапурской армии перед войском Пандавов, а заодно щелкнуть по носу самих Пандавов!
Дальнейшие размышления над новой схемой прервал появившийся там Карна,…


…и Дурьодхана ему тут же выдал, что сегодня дедушка стал настойчиво требовать, чтобы Карна дал ему клятву верности; однако товарищ ведь помнит свою основную задачу в этой войне, с которой только он может справиться благодаря своим боевым умениям и непробиваемому бронежилету и о которой его по-дружески просит Дурьодхана – убить всех Пандавов,…


…поэтому если вдруг Бхишма начнет к нему подкатывать с подобными претензиями, то ни в коем случае не вестись, а сразу же отправлять к Дурьодхане.

***
Напоследок в этой серии нам показали, как дела в лагере «белых» - белых, как знамя Индрапрастхи.


Кришни там занималась разворачиванием госпиталя – и Кришна уже не раз получил от нее благодарности за то, что организовал ей изгнание в том замечательном лесном санатории с прекрасными докторами, которые хорошо объяснили ей, как должно функционировать медучреждение, и теперь она тут занимается полезным делом, а не сидит овощем и не ждет, пока победят Духшасану. Разумеется, в том госпитале всё шуршало не хуже, чем в армии Хастинапура. Вместе с Кришни госпиталем занимались и близнецы – предполагалось, что они вообще не будут участвовать в сражении, несмотря на все свои боевые умения, а будут заниматься исключительно ранеными, чтобы их волшебная медицина вскоре после начала войны лишила хастинапурскую армию ее численного преимущества. Короче, эти трое даже жили не в основном военном лагере, а в той ее части, которую отвели под госпиталь.
Что касается самого войска, то все их союзные армии уже были на месте, кроме армии Мадры – ее должен был привезти завтра царь Шалья, дядя Накулы и Сахадевы. Мы о нем слышали в 98-й серии во времена сваямвары Кришни, когда Пандавы боялись, что приехавший туда Шалья распознает своих родных племянников и так все узнают, что они выжили при пожаре в Варнавате. Я там подробнее писала, что если он и видел кого-то из них, кроме близнецов, то это было в их раннем детстве, а, скорее всего, старших Пандавов вообще не видел никогда. Царь Шалья представлял ценность не только своей армией, но и сам по себе – на него рассчитывали как на опытного военачальника, который будет командовать не только войском Мадры, но и еще кое-какими частями армии Пандавов, что позволит проводить всякие хитрые военные маневры. В общем, по случаю приезда дяди Накула и Сахадева собирались завтра отвлечься от своих медицинских дел, встретить дядю длинной красной дорожкой и отвезти в лагерь с большими почестями.
Сейчас же близнецы тоже отвлеклись от своих медицинских дел и вместе с Кришни отправились из госпиталя в основной военный лагерь – Накула и Сахадева для того, чтобы присоединится к делегации, которая поедет к хастинапурцам на переговоры о правилах предстоящего сражения, а Кришни просто за компанию, чтобы посмотреть впервые за сегодня на своих близких и пожелать удачи на переговорах тем из них, кто поедет. Когда они там появились, то первым ее заметил Абхиманью,...




...и сразу подошел к ней повилять хвостиком поздороваться и рассказать, что сегодня было в их лагере. Благословение Кришни, данное на его свадьбе, не прошло даром – вскоре Уттара забеременела. Кроме того, оказалось, что поскольку неестественно быстрое взросление Абхиманью всё еще продолжалось, то кое-какая (так сказать, вторичная) акселерация передалась и ребенку, так что к моменту выезда Пандавов с армией Матсьи на поле боя в животе у Уттары он уже был достаточно большой, чтобы не только придворная астрология Упаплавьи, но и ее репродуктивная медицина дала Вирате головы на отсечение, что родится мальчик, и царь разрешил Абхиманью ехать на войну вместе со всеми. Взял он на Курукшетру и Уттара,...


...который жаждал в будущем сражении показать Арджуне, что благодаря его урокам он теперь может не только смело смотреть в глаза противнику, но и дать ему достойный отпор.

Наконец, близнецы и Кришни зашли в шатер Юдхиштхиры, где проходило небольшое совещание по поводу предстоящих переговоров – кроме старших Пандавов там были еще Кришна и Дхриштадьюмна. Кришни сразу залила всех своим оптимизмом, а Пандавы получили ее теплые любящие взгляды и жизнерадостные улыбки. После ее появления Арджуна и Бхима тут же подняли вопрос,...




...а близнецы тут же включились и их поддержали,...




...что, мол, псевдо-родня наверняка попытается в очередной раз как-то развести их, ссылаясь на дхарму и не пропишет ли Кришни сейчас какое-то лекарство от этого Юдхиштхире,...


...но она сказала, что лекарство Кришна же поедет с ними,...


...а его дхармой не обложишь.

@темы: Кришна, Карна, Шикханди-АУ, Кришни, сезон 2: Накануне войны

---

«Обзор сериала Махабхарата» (Махабхарата-2013, антифанфик). Серия 198

Кауравы отправляются на войну

Как и обещал Кришна в конце безуспешных переговоров, вскоре в Хастинапур пришло письмо с указанием места, где Пандавы хотели доказать Кауравам военным путем справедливость своих претензий. Местность была историческая и священная одновременно: именно там проходили многочисленные битвы, в которых Парашурама сражался с недостойными кшатриями, о чем сам бхагаван упоминал в 4-й серии в разговоре с Амбой. В тамошнем рельефе было пять углублений, которые в результате боевых действий Парашурамы и его противников наполнялись кровью, – и вот за эти пять кровавых озер место назвали Самантапанчака («окруженное пятью»). Было у него и другое название – скорее всего, более древнее, которое оно получило еще до этой военной деятельности Парашурамы, - Курукшетра («поле Куру»), что прямо свидетельствовало о его принадлежности к исконным хастинапурским землям. Священность места заключалась в том, что, по преданию, любой честно сражающийся воин, погибший там, попадал в рай независимо от того, на чьей стороне он воевал.
В общем, такой выбор поля боя в Хастинапуре всех устроил – ну разве что Кунти могла возражать, потому что хоть это и была исконная хастинапурская земля, но к ее родному царству Кунтибходжа и его столице она была гораздо ближе, чем столица империи, и первое же серьезное применение ядерного божественного оружия не оставляло от ее родины камня на камне, но у нее никто не спрашивал.

***
Перед отъездом на поле боя Дурьодхана и его 99 братьев пришли в дворцовый храм Шивы, чтобы получить благословения своих родителей.

Традиционно сто братьев-Кауравов играют не сто актеров, а значительно меньше.

Оба родителя были в большой тревоге по поводу исхода грядущей войны и того, как она скажется на количестве их сыновей, но если Дхритараштра, хоть и лил слезы, но все-таки пожелал сыновьям победы, то с Гандхари было несколько иначе. Она пустилась в пространные извинения перед ними за то, что плохо их воспитала, и сейчас из-за этого не удалось избежать войны, на которой она рискует их всех потерять – очевидно, такие настроения у нее особо усилились после того, как Кришна поставил ей на вид в 195-й серии ее недостаточное внимание к собственным детям.
Было интересно понаблюдать за лицом Дхритараштры, когда Гандхари свернула на то, что дала обет не пользоваться зрением, не подумав о будущем,…


…и теперь понимает, что приняла тогда неправильное решение.

Ведь если бы Гандхари не отказалась быть «глазами» мужа, Дхритараштра стал бы коронованным тру-царем Хастинапура сразу после их свадьбы и нынешней ситуации просто не возникло бы даже несмотря на ее затяжную беременность – она бы и случилась раньше, да и никто бы не спешил тогда женить младшего брата царя, который и сам с этим не очень спешил.

В итоге, Гандхари пожелала сыновьями не победы, а «всех благ». Дурьодхана заметно расстроился, что мать не дала ему благословения на победу.






***

После того, как все братья-Кауравы ушли из храма, Дхритараштра и Гандхари еще немного пострадали перед лингамом и тоже решили уходить. Уже выйдя, они встретили Шикханди, который сделал перед ними все полагающиеся ку и сказал, что хотел бы «поговорить» с Шивой, прежде чем выехать на поле боя. Когда он кланялся Гандхари, она пожелала ему победы, и после этого разрыдалась в полную силу. Шикханди попытался ее хотя бы отчасти успокоить словами, что он сделает всё, чтобы война закончилась как можно быстрее. Гандхари тут начала ему объяснять, что сейчас ее так расстроило: что, мол, Шива, благословениями которого она за одну жизнь стала матерью своих ста сыновей, отвернулся от них и от нее и лишил своего покровительства - и она даже не смогла пожелать победы Дурьодхане, хотя вот Шикханди только что смогла; астролог ей сказал, что сила ее аскез позволяет гарантированно защитить от смерти одного ее сына, но сколько она ни спрашивала у Шивы, что именно надо сделать, чтобы на этой войне спасти хотя бы Дурьодхану, Махадева остался глух к ее мольбам и никаких знаков на этот счет не подал, поэтому ее сын уедет на войну без такой вот защиты – и зачем тогда Гандхари эта сила аскез, если все ее дети погибнут?! Она подгрузила и Шикханди тем, что зря дала клятву носить на глазах повязку – без нее никакая сила аскез была бы не нужна для того, чтобы жизни ее сыновей сейчас ничего не угрожало, и если бы это было правильным решением, то оно принесло бы ей счастье и удовлетворение, но оно принесло ей только скорбь – то, что всегда и приносит непримиримость.
Для Шикханди, в принципе, не было чем-то удивительным то, что Шива не поддерживает хастинапурских дегенератов – другое дело, что он никак не мог развить эту тему перед царем и царицей. Поэтому он зашел в своих утешениях в прямом смысле с противоположной стороны – сказал, что это у других хастинапурских дегенератов их противников нет покровительства Махадевы, а у него есть, и Шива может всё, так что пусть царица так сильно не тревожится – когда-то она уже благословила Шикханди вместо Дурьодханы, и в итоге всё получилось хорошо; и может, Шива не отвечает на вопрос царицы, как ей использовать силу своих аскез для защиты Дурьодханы потому, что в этой защите нет необходимости – ее сын и так скоро вернется сюда живой и с победой.
Вроде даже немного успокоил и Гандхари, и Дхритараштру.

***
И вот с дворцовой территории Хастинапура выехали, так сказать, первые лица этой войны.






Не все, конечно, были настроены так воинственно.




Особенно отсутствие воинственного настроя было видно по Карне - тут вообще «лучше тысячи слов».

Как всегда в такой компании, Карна выделяется отсутствием бронежилета.

Со всеми выехала и Кунти - чтобы по прибытию поселиться в лагере Пандавов. Она ехала в хвосте этой процессии, так что колесницу Карны ей было плохо видно – правда, за ее задником и разглядеть-то было нечего. Однако вскоре после выезда с дворцовой территории колесница Карны свернула на обочину дороги – он остановился, чтобы попрощаться с родителями, которые уже выглядывали его у себя во дворе. Пока Кунти не поравнялась с их домом, она смотрела на то, как родители обняли его и, похоже, стали приглашать зайти – и было видно, как ей стало неприятно от мысли, что ей такое недоступно: когда они приедут на поле боя и ей нужно будет поворачивать в сторону лагеря сыновей, она и Карна не смогут себе позволить подобных прощальных объятий.
Карна, однако, пока в дом не зазывался – он обнимался с Радхой, ожидая, что сейчас увидит Кунти, когда она проедет мимо их двора. Когда это произошло, то, само собой, между ними случились их влюбленные переглядки – только, конечно, уже совсем не такие грустные и безнадежные, как мы привыкли.

@темы: Карна, Шикханди-АУ, сезон 2: Накануне войны